Во мне говорила злость, но Влад мне поверил. Я поняла это, потому что его взгляд потемнел от гнева.

Господи, за что? Я полюбила монстра!

Да где же эта чертова босоножка! Я не горела желанием убегать отсюда, как Золушка, в одной туфельке.

Босоножка обнаружилась под брюками Влада. Я обулась и схватила сумку. И, замерев на пороге, обернулась. Хотелось сказать напоследок что-нибудь злое и обидное, но вместо этого я сняла браслет и положила его на столик у зеркала.

— Яна! — прорычал Влад. — Не смей сбегать. Давай поговорим!

— Если ты любишь меня хоть на столечко… — Я показала ему кончик мизинца. — Если ты не врал хотя бы в этом… то уважь мое желание. Держись от меня подальше! Я не хочу тебя видеть и не хочу с тобой разговаривать.

Я хлопнула бы дверью, но доводчик не позволил мне этого сделать. Гостиница находилась рядом с нашей улицей, поэтому я отправилась домой пешком. Небо серело перед рассветом.

Моя сказка закончилась быстро, и на счастливый финал нет никакой надежды.

До утра я сидела во дворе, в нашем маленьком закутке рядом с шумящей речкой, и оплакивала свою любовь. Если бы вернулась в дом, наверняка разбудила бы кого-нибудь, а делиться своим горем не хотелось даже с Пашкой.

Влад не стал меня догонять, не звонил и не писал: то ли прислушался к моим последним словам, то ли ему было все равно. Я знала, что наши отношения добром не кончится, мужчинам нельзя доверять. А у меня, наверное, надпись на лбу: «Обмани дурочку».

Почему Влад скрыл, что он — Беркут? Ладно, к черту подробности! Почему притворялся клерком? Потому что с самого начала подозревал меня в корысти! Боялся за свои капиталы. Придурок!

Недоверие — вот что ранило сильнее всего. Даже его глупое «никогда» в ответ на вопрос о свадьбе — это тоже недоверие. «Люблю, но жениться не собираюсь». Да я тоже не собиралась замуж выходить! Больно надо…

Разве можно любить без доверия?

И все же… Все же я согласилась бы на разговор, если бы Влад проявил инициативу. Да, в тот момент, в гостинице, я и думать об этом не могла. Я и сейчас еще плохо соображала, мне еще предстоит как-то переварить все, что произошло, но какая-то часть меня уже мечтала о его теплых объятиях, и я словно наяву слышала его голос: «Все хорошо, солнышко. Все будет хорошо».

Только Влад не спешил меня утешать, а учитывая его непростой характер, навряд ли он заговорит со мной по своей воле. Надо успеть уволиться до того, как он вернется в Москву. Я не удалила скрин заявления, но ни за что им не воспользуюсь. Интересно, отменит ли он заявку? Да отменит, конечно! Но когда…

Перед тем, как друзья проснулись, я успела скрыть следы ночных посиделок. Вернулась в дом и отправилась в душ приводить себя в порядок, а потом приготовила завтрак, вздрагивая от каждого шороха во дворе. Но Влад так и не вернулся. Или я его пропустила?

— Как дела? — поинтересовался Пашка.

Он первый вышел из комнаты на запах яичницы.

— Замечательно, — бодро ответила я.

— А Влад где? Отправился завтракать к бабуле?

— Не знаю, наверное. — Я сглотнула тугой комок, тут же образовавшийся в горле. — Мы с ним попрощались в гостинице, чтобы обойтись без сентиментальных проводов.

— Да? — удивился Пашка и окинул меня внимательным взглядом.

К счастью, он ничего не добавил и оставил меня в покое.

Временно. Но это выяснилось уже в вагоне поезда.

Мы позавтракали, собрали оставшиеся вещи, сдали хозяйке ключи, погрузились в знакомый джип, приехали на вокзал. Я делала вид, что меня ничего не заботит, а сама незаметно искала глазами Влада и не выпускала из рук телефон.

«Если любит, придет», — загадала я, позабыв, что совсем недавно просила его об обратном.

Митя и Аля не задавали вопросов о Владе, но это меня не насторожило. Я вообще ни о ком не думала — прощалась с Кисловодском и прекрасной историей любви, которая навсегда будет связана с этим городом. Спасибо солнцезащитным очкам, они надежно прятали мои глаза, полные слез.

Влад так и не появился. Подали состав, мы загрузились последними, и ехали опять в последнем вагоне, да еще и в последнем купе. При первой же возможности я улизнула в тамбур и смотрела на убегающие к горизонту рельсы, пока не ослепла от слез.

Я не удивилась, когда позади меня нарисовался Пашка. Вот же засада: когда ехали сюда, я изливала ему душу, рассказывая о первом негативном опыте, а сейчас буду исповедоваться в очередной неудаче. Буду, куда я денусь… Это же Пашка!

— Ты поссорилась с Владом, — сказал он тихо.

— Рассталась… — возразила я и только потом сообразила, что Пашка не спрашивал, а утверждал. — Откуда ты знаешь?

— Я звонил ему, когда ты сюда сбежала.

— И что… он? — Я вцепилась в Пашку, потому что поезд качнуло.

— Посоветовал мне не лезть в ваши отношения. Потом, правда, попросил присмотреть за тобой, чтобы глупостей не наделала до его возвращения в Москву. Похоже, он считает, что вам обоим нужна пауза.

Я скривилась: дракон в своем репертуаре, он считает, он решил.

— Паш, а ты знаешь, кто Влад?

— В смысле? Человек, мужчина… Парень, которого ты любишь. Нет? — Он улыбнулся. — Что, неужели сын олигарха?

— Он Беркут.

Я не думала, что Пашка настолько безжалостен, что скрывал от меня этот факт, но все же внимательно всматривалась в его лицо, пытаясь понять, новость это для него или нет.

— Чего? — переспросил он, хмуря брови.

— Беркут, — повторила я. — Тот самый Беркутов, который будет нашим… твоим начальником.

— Беркут? — изумился он и покачал головой. — Нет, Ян, этого не может быть.

— Почему? Ты его знаешь, Беркута?

— Да не то, чтобы знаю… Лично не встречался, хотя мы целый год учились в одном университете в Европе. Я на последнем курсе, он на первом. Я знаю, как его зовут. Яр. Яр Егорович, кажется. Так что это точно не Влад.

— Владияр, — вдохнула я. — Полное имя Влада — Владияр.

— Да ну… — не поверил Пашка. — Не может быть.

Я показала ему скрин заявления.

— Он сделал тебе предложение?! — Кажется, это поразило его сильнее, чем настоящее имя Влада.

— Нет. Он… — Я запнулась. — Паш, давай вернемся в купе.

— Не мое дело? — прищурился он. — Ладно, ты права. Не мое.

Все же кое-что изменилось с того времени, как мы вдвоем стояли в тамбуре поезда, который мчал нас в Кисловодск. Тогда я не хотела откровенничать при Мите и Але, а теперь считала, что не вправе мучить их неизвестностью. Все же мы друг другу не чужие.