– Макс, я очень тебя прошу: во втором акте не надо никаких замогильных интонаций. Ты же не кентервильское привидение, которое пугает новых хозяев дома.

– У-у-у!!! – передразнила Ирина, и все актеры, столпившиеся после спектакля за кулисами, с облегчением зашумели.

– Вот именно! Я тебя об этом уже просила, кстати, – не стала отвлекаться Юля. – Юра, когда ты впервые заговариваешь с Идалией, не надо на этом акцентировать внимание. Все как бы само собой, грань между тем, кого она видит в реальности, и теми, кого вспоминает, стирается незаметно, понимаешь? Да и еще вот что: девочки, сиделки, когда вы поворачиваете кровать в последней сцене, не смещайте ее, свет-то мы выстраиваем по центру. Вообще всем спасибо, сегодня все молодцы. До завтра!

Все потянулись в гримерки, но Юля ухватила Петю за рукав:

– Петя, если ты не торопишься, зайди ко мне, пожалуйста.

– А вас, Штирлиц… – начал было ехидно Макс, но, получив увесистый тычок в спину от Тарасовой, ускоренно вылетел в коридор.

– Взяли моду – стоять на дороге, – проворчала ему вслед директор. – Иди-иди, переодевайся. И не вздумай к Петьке приставать.

Когда десять минут спустя Петя зашел в кабинет главрежа, на котором по-прежнему красовалась табличка с фамилией «Удальцов», Юля уже стала собой, в вечных джинсах и рубашке в мелкую пеструю клетку, а об Идалии Полетике напоминал только белый шифоновый шарф, брошенный на край дивана.

– А, это! Я зацепила случайно, возьму домой зашить, – устало проследила его взгляд Юля. – Садись, поговорить надо.

Петя уселся на диван – подальше от шарфа и от Юли, – насупился, как двоечник в кабинете завуча, заранее предвидящий, о чем пойдет разговор.

– А что? Ничего не случилось… – проворчал Петя, стараясь, чтобы голос звучал независимо.

– Петя, я не хотела при всех… Что сегодня с тобой? Мы же все обговаривали, у тебя все получалось. Премьеру ты отлично отработал. И вдруг у тебя не влюбленный поручик, а мрачный тип демонического вида. Чего это вдруг? И вообще в последнее время…

– А чего она? – вдруг с детской обидой поднял на нее глаза Петя. – У него жена, ребенок маленький. Вот за своей женой бы и бегал.

Юля вздохнула, побарабанила пальцами по столу. Разумеется, она догадывалась о причинах, по которым Петя вдруг стал нервным и мрачным, тусклым, как будто в нем погас огонек. Да и мудрено было не догадаться – Татьяна и Максим после возвращения из Турции даже не пытались скрывать свои отношения. Юля только головой качала, наблюдая, как безрассудно бросилась Таня в этот подвернувшийся роман, у которого, все были уверены (и она сама понимала), вряд ли есть будущее. Макс, ветреник и местный плейбой, менял свои симпатии примерно раз в квартал. Но Тане и не нужно было будущее. У нее болела душа именно сейчас, и чтобы ее не выжгло изнутри обидой, Таня придумала себе роман. А недалекий Макс, как всегда, приписал легкую победу своей неотразимости. По глупости он даже поддразнивал Петьку, а Таня, всегда старавшаяся относиться к Пете бережно, будто не замечала ничего.

Петька самозабвенно страдал, и это тоже всем было заметно.

– Петя… Послушай… Ты же взрослый человек… – начала она.

Но Петька мгновенно ощетинился:

– Всегда так говорят, когда имеют в виду, что я еще сопливый щенок. И вы тоже, да?

– Нет, Петя, я просто неправильно сказала. Прости, я устала очень, – покаялась Юля, немедленно вспомнив Серегу. – Я тебя понимаю, честное слово. У любви возраста нет, ты абсолютно прав. И ты можешь любить Таню, это твое право. Но она тебя любить не обязана. Это ты понимаешь?

– Понимаю, – мрачно кивнул Петя. – Но пока этот… не приехал, все нормально же было.

– Макс тут ни при чем, Петя. Наверное, я не должна тебе это говорить, но Таня просто использует Макса. Да не смотри ты на меня такими глазищами! Ну, опять слово неудачно подобрала. Ей очень больно. Она работой пытается спастись, видишь, как она отчаянно репетирует и играет. На грани просто. И Макс для нее тоже… ну как таблетка анальгина, господи ты боже мой! Обезболивающее!

Петя молчал, обдумывая сравнение. Юля тоже молчала, ждала. Честно говоря, она и сама немного была удивлена этим вдруг пришедшим на ум «анальгином».

– Я бы тоже мог… анальгином. Если ей надо. Я ради нее на все готов, как она не понимает? – с отчаянием в голосе сказал юноша.

– Она понимает, Петечка. Она все понимает. Женщины это всегда понимают, – мягко сказала Юля.

– Тогда почему Макс, а не я? Почему?!

Петя смотрел требовательно и с надеждой – раз уж зашел такой разговор, то пусть Юля ему объяснит. Больше все равно спросить не у кого.

– Потому что на Макса ей, в общем, наплевать. А на тебя – нет. Трудно использовать того, к кому неравнодушен.

– Вы правда так думаете? – В глазах Пети блеснули слезы восторга.

«Вот бы так Савельева играл!» – с неожиданной досадой подумала Юля, едва удержавшись, чтобы не сказать это вслух. И тут же устыдилась: так и лезет режиссер изо всех щелей! Да и зря, наверное, мальчишке надежду дала. Хотя кто знает…

– Я правда так думаю, – твердо сказала она. – Но я не об этом с тобой собиралась разговаривать.

– А про Савельева я все понял! Я все помню, что вы мне говорили! – радостно заверил ее Петя. – Вы не волнуйтесь, Юль Сергевна, я завтра все, как надо, сделаю!

– И скороговорку свою уральскую убери! – крикнула Юля вслед убегавшему Петьке. – Юль Сергевна…

В мае репетиций уже не было, только спектакли: огороды составляли слишком серьезную часть бюджета жителей Надеждинска, чтобы пренебрегать весенними посадочными работами. И актеры были не исключением – кто на своем огороде работал, кто у родственников. Как правило, в мае с идеальным маникюром появлялись только Королевы, мать и дочь, и Долинина.

Но на этот раз график посевной постоянно находился под угрозой срыва, и все по вине Павла Андреевича Мордвинова. Переговорив с Тарасовой и на удивление быстро вникнув в театральную кухню, он организовал гастроли театра в Екатеринбурге. Причем умудрился впихнуть премьерный спектакль в офф-программу международного театрального фестиваля, который традиционно проходит в столице Урала в конце сезона и собирает сливки театральной публики из ближнего и дальнего зарубежья.

Поначалу Тарасова пришла в ужас. Конечно, в Надеждинск изредка наезжали театральные критики, уральские и даже столичные, чтобы научить провинциальную труппу уму-разуму. И спектакли иногда надеждинцы в Екатеринбурге показывали – без особого, надо признать, успеха. Но чтобы полноценные гастроли, все пять спектаклей одного режиссера – тут уже и Юля впала в ступор. Но грамотно организованный пиар-службой завода интерес екатеринбургской прессы помог продать все билеты в немаленький зал театра драмы и обеспечил весьма доброжелательные рецензии по итогам.

Пятого июня актеры Надеждинского театра драмы вернулись с гастролей с триумфом и чувством некоторого недоумения – так восторженно их давно не принимали.