— Поймите: дело не в том, что я не доверяю вам. Тем более что офицер, которого нам удалось завербовать, тоже подтверждает: пленником виллы является Муссолини, — признал Гольвег. — Но ведь возможны и двойники. Подставное лицо. Ложный след.

Могильщик покачал головой и рассмеялся.

— За здоровье нашего великого дуче. Равно как и щ здоровье маршала Бадольо. Как видите, я смирился с существованием всех людей и богов. Они не мешают жити мне, я не мешаю им. А что касается вашего офицера, то он, конечно, мог клюнуть на двойника. Но я-то не позволил бы ему заблуждаться столь безнадежно.

— Так, может, его сообщения о том, что Муссолини пребывает на вилле, вообще основываются только на твоих словах? — неожиданно грохнул кулаком по столу Пореч-чи. — Ты пойми, что мы прибыли сюда не для того, чтобы пить твою кислятину!

— Ваши игры с офицером — это ваши игры, — ушел от прямого ответа островитянин.

Это породило большое сомнение у обоих контрразведчиков.

— Успокойтесь, капитан, — потребовал Гольвег. — Разговор у нас не для нервных.

Могильщику было под сорок. Однако казался он значительно старше. Выцветшая на солнце, изжеванная ветрами шляпа, которую он не снимал даже в доме и которая висела у него на ушах, как и старая, грязноватая щетина на лице, делали его похожим на старика нищего.

— Ну что ж, поверим вашей памяти, — смаковал свое вино Гольвег (относительно — «кислятины» СильВио явно перегнул), поочередно поглядывая то на Пореччи, то на Могильщика.

Он вдруг заподозрил, что эти двое итальяшек просто-напросто сговорились. На самом деле Могильщик никогда раньше и в глаза не видел Муссолини. Офицер из охраны или врет заодно, или же поверил им. Однако ни доказать эго, ни проверить оберштурмфюрер не мог. Единственное, что он на самом деле мог, так это немедленно дать Могильщику лист плотной бумаги и карандаш и заставить нарисовать схему территории виллы, указав при этом запасные входы и расстановку часовых. Что и было сделано.

Гольвег уже не помнил, на каком именно факультете Римского университета учился в молодости Могильщик, но схема получилась, как у заправского картографа. Расстановку часовых, смену караула и всякие прочие детали, которые могли пригодиться при штурме виллы, он тоже изложил со знанием дела.

Дом хорунжего Родана стоял вроде бы не на отшибе. Но усадьба врезалась в мрачноватую, поросшую густой травой опушку кедровника, перепаханного каменистым оврагом, который тянулся до руин монастыря. И сама местность придавала сложенному из дикого камня дому вид отшельнического пристанища.

При отступлении войск атамана Семенова его контрразведка оставила Родана в тылу большевиков. Немного подлечившись после легкого ранения, он добровольцем вступил в кавалерийский полк красных, заявив, что семеновцы мобилизовали его насильственно. Хорунжий был хоть и из зажиточных, но все же крестьянин — и это несколько размягчило бдительность чекистов. Тем более что красным позарез нужны были опытные командиры и военспецы.

— По описанию узнаю, — холодно встретил хорунжий Курбатова, когда тот поздним вечером объявился у него на пороге и назвал пароль. — Сообщили уже. Могучий ты парень. Мало теперь таких — сабельными косами выкосило.

— Нам нужно денек пересидеть, отдохнуть.

— Если эшелон под откос завалили вы — деньком не обойдется. И к себе не пущу. Вас тут теперь много бродит. За каждого голову под секиру подставлять не резон.

— Я не терплю, когда со мной разговаривают в таком тоне, — с убийственной вежливостью объяснил ему ротмистр. — А все ваши желания, отставной хорунжий, может удовлетворить одна-единственная пуля.

Приземистый, до щуплости худощавый, Родан отродясь был похож на исхудавшего мальчишку. Но рядом с гигантом-ротмистром эта невзрачность его просто-таки выпирала. Родан почувствовал это, осекся и отступил к двери, ведущей в соседнюю комнату.

— Так и зовите меня отставным хорунжим, — самым неожиданным образом изменил он ход разговора. — Мне это приятно.

— Принято, господин отставной хорунжий. Тем более что и кличка ваша, если помнится, Хорунжий. Агент «Хорунжий».

— А вы, как мне сказали, князь, — остался верен своей манере вести беседу Родан.

— В армии я стараюсь не очень-то вспоминать об этом.

— Нет, вы — русский князь, и об этом нужно помнить всегда, — почти торжественно произнес хорунжий.

— Если только вы действительно князь, — послышался бархатно-гортанный девичий голос.

Курбатов оторвал взгляд от щуплой неказистой фигуры отставного хорунжего и за ним, на пороге соседней комнаты, между двумя половинками оранжевой портьеры, увидел ту, кому этот голос принадлежал.

— А ведь вы действительно офицер и князь? — почти с надеждой спросила девушка.

— Алина… — с мягкой укоризной попытался остановить ее отставной хорунжий.

— Но ведь ты же знаешь, как я ждала, когда в этом доме появится, наконец, если уж не князь, то хотя бы настоящий русский офицер, а не это недоношенное быдло в красноармейских обмотках.

— Что правда, то правда, — покорно подтвердил Ро-дан. — Ждала.

Наступило неловкое молчание. В сумраке комнаты Курбатов едва различал черты лица девушки, но все равно они представлялись ему довольно миловидными и даже смазливыми. Ротмистру стоило мужества, чтобы в ее присутствии строго спросить хозяина:

— Кто это? Мне ничего не было сказано о ней.

— В шестнадцать уже была сестрой милосердия в войсках Врангеля, — ответила вместо Родана Алина.

— Сколько же вам лет?! — не сдержался Курбатов. И в ответ услышал гортанный смех Алины.

— Этого уже не помнит даже мой ангел-хранитель.

— А была она не только сестрой милосердия, но и разведчицей. То есть готовили к этому, — вмешался в их разговор хорунжий. — В Киев ее заслали уже из Югославии, после школы. Теперь отошла с красными в Самару.

— В Самару? — насторожился Курбатов. — Позвольте, так вы?.. В Самаре я должен был встретиться с фельдшером Гордаевой.

— Вам дали мою явку?! — вскинула подбородок Алина. — Вам?! Хорунжего и мою? Чтобы, в случае провала, раскрыли всю нашу сеть?

— Не волнуйтесь, Фельдшер, — вспомнил Курбатов, что псевдоним этого ангела тоже соответствовал ее профессии. Те, кто присваивал их этим двоим агентам, особой фантазией себя не утруждали. — Мне доверяют. Как вы оказались здесь?

— Считайте, что сдали нервы. Хорунжий — мой двоюродный брат.

— Успокойте свои нервы и возвращайтесь в Самару. Вы нужны мне там. А еще лучше — в Киев.

— Уже пытаетесь командовать?

— Она прибыла сюда в мундире младшего лейтенанта медицинской службы, — вмешался Хорунжий. — Отпуск перед отправкой на фронт. Мы не виделись много лет. Так что вернуться будет несложно. Прикиньте, может быть, вместе… Офицеры. На фронт. А то ведь у нее уже мысль была за кордон уйти. В Маньчжурию, к Семенову.