стрелковой дивизии генерала X. А. Худалова и занимала огневые позиции юго-западнее города Кенкти.

Ранним утром 23 февраля генерал В. М. Лихачев сообщил нам, что за успешные боевые действия в Польше дивизия награждена орденом Суворова II степени. В этот день во всех подразделениях состоялись митинги, на которых солдаты и офицеры давали слово бить врага с еще большей энергией.

На рассвете 24 февраля все наши оптические приборы были направлены на передний край вражеской обороны. Первой заговорила наша артиллерия. Закончилась артподготовка — и части 40-го гвардейского стрелкового корпуса перешли в наступление. При поддержке огня артиллерии они прорвали знаменитый Померанский оборонительный вал на глубину до 12 километров. К вечеру были заняты опорные пункты Гросс-Пенцик, Кристофельде, Баркенфельде. Противник вначале отчаянно сопротивлялся, но вскоре начался его общий отход на северо-запад. О силе артиллерийского удара можно было судить по тому, что в тот день только наша дивизия выпустила более 10 тысяч снарядов и мин.

При отступлении гитлеровцы разрушали и минировали дороги, открывали шлюзы, затопляли поля, населенные пункты.

Прорвав оборону противника под Штегерсом, наши части уже не встречали организованного сопротивления. Немцы, прикрываясь заслонами автоматчиков с небольшим количеством самоходных орудий и танков, отходили в направлении на Кёзлин, Штольп.

25 февраля мы заняли города Штегерс и Бальденберг. В этот же день в образовавшийся прорыв был введен 3-й гвардейский танковый корпус. Наступление переросло в преследование противника. Наши бригады в эти дни, по существу, все время находились на марше. Правда, иногда приходилось помогать пехотинцам выкуривать вражеских автоматчиков, как правило поддерживаемых самоходными орудиями, из каменных домов или каких-нибудь других укрытий.

В этот период мне довелось близко узнать командира 3-го Ленинградского артиллерийского корпуса прорыва Владимира Матвеевича Лихачева. Самые добрые воспоминания остались у меня об этом замечательном человеке. Он вступил в командование корпусом на наревском плацдарме. Это был очень знающий командир, который умело передавал подчиненным свой опыт, то новое, что рождала война в применении больших масс артиллерии. Высокий, статный, Владимир Матвеевич отличался прекрасной выправкой. Ему были присущи редкая выдержка, мужество. Генерал Лихачев часто бывал в боевых порядках дивизии и бригад и практически учил своих подчиненных взаимодействию с пехотой, танками и авиацией.

1 марта противник задержал нас у города Руммельсбург, нанеся контрудар по наступавшим частям 40-го корпуса. Весь день шли упорные бои за город. В наиболее напряженный момент на наблюдательный пункт командира 10-й гвардейской стрелковой дивизии X. А. Худалова прибыл В. М. Лихачев. Оценив обстановку, он принял решение: вывести на танкоопасное направление 65-ю легкую бригаду полковника А. С. Герасименко.

Все три полка бригады с ходу развернулись на открытых огневых позициях и прямой наводкой стали бить по танкам и пехоте врага, контратаковавшим части корпуса во фланг.

Полковник А. С. Герасименко умело руководил боем, проявляя при этом личную храбрость. Он был человеком горячим, вспыльчивым, но отходчивым. Герасименко очень верил в своих подчиненных, но и спрашивал с них строго. Говоря о командире бригады, нельзя не вспомнить его начальника штаба подполковника А. Н. Ивасика, которому были присущи исключительная аккуратность, выдержка. Он хорошо дополнял своего командира.

Сражение продолжалось до позднего вечера. Противнику было нанесено поражение. Однако он не отказался от попыток отстоять город.

Мы произвели перегруппировку сил и подтянули боевые порядки ближе к переднему краю.

На следующее утро я с офицерами штаба бригады выехал на свой наблюдательный пункт, который располагался вместе с НП командира 1220-го полка в трех километрах южнее города Руммельсбург.

Около наблюдательного пункта я встретил сержанта Расстригина — командира отделения разведки 2-го дивизиона 1220-го артиллерийского полка. Сержант вылез из тесного ровика, стряхнул с шинели прилипшие комья глины и, подняв голову, широко улыбнулся. Не замечая меня, он внимательно смотрел на лесистые холмы и песчаные бугры, где начинались хитросплетения окопов и траншей врага. Видимость была плохой — над полями стелился туман, — и Руммельсбург не был виден.

— Привет разведчику! — обратился я к нему. — Где же ваше начальство?

Сержант вытянулся в струнку, однако ответить не успел. Из ровика появился капитан Н. А. Шумейко и отрапортовал:

— Командир 2-го дивизиона 1220-го артиллерийского полка капитан Шумейко! Уточняю взаимодействие с командиром стрелкового батальона!

— Дивизион готов?

— Так точно! Да вот беда — туман...

— Думаю, не помешает, — ответил я. — Работать начнем через час, а к тому времени он рассеется.

Проверив готовность дивизиона и полка к артподготовке перед атакой пехоты и танков, я остался доволен работой всех подразделений. Разведчики порадовали меня не только слаженностью и четкостью действий, но и оперативностью. Потрудились они изрядно! За одну ночь сумели засечь большое количество огневых средств на переднем крае и в ближайшей глубине обороны врага.

— Как думаете вести разведку дальше, в динамике боя? — спросил я у сержанта Расстригина.

— Это нам не впервой, — ответил тот. — Будем вместе со стрелками прижиматься к огню своих батарей и вести разведку. Больше всего нас туман беспокоит, товарищ полковник.

Командир отделения разведки сержант Расстригин в бою действовал всегда дерзко и умело. В этом ему помогали природный ум и смекалка.

Донесся гул начавшейся артиллерийской подготовки, молнии вспышек разрезали серую туманную мглу. Как всегда в такие минуты, артиллеристы повеселели.

— Началось! — произнес сержант. — Теперь держитесь, фрицы!

Артиллерийская обработка обороны противника длилась недолго. Вслед за последними залпами бойцы стрелкового батальона, а также артиллерийские, разведчики и командиры взводов управления, прижимаясь к разрывам своих снарядов, двинулись вперед. Вместе с ними был и сержант Расстригин. Над его головой с воем пронесся вражеский снаряд и разорвался вблизи. Привычным движением сержант повернулся на звук выстрела и заметил вспышку. Хотя туман мешал точно определить местонахождение вражеского орудия, Расстригин ошибся не намного. Он помог вызвать огонь и стал корректировать стрельбу своего дивизиона. Вскоре орудие было подавлено.

В боях за Руммельсбург Расстригин действовал в паре с разведчиком Сивковым. В секторе их наблюдения две минометные и одна артиллерийская батареи немцев вели активный обстрел наших боевых порядков. Установив их расположение, разведчики передали данные начальнику разведки дивизиона старшему лейтенанту Л. П. Клещеву. Прошло совсем немного времени, и дивизион дал залп. Фашистские батареи замолчали. Вскоре разведчики заметили, что к сараям на окраине города подходят гитлеровские танки и пехота. «Накапливаются для контратаки», — решили бойцы. Это оказалось действительно так. После доклада сержанта дивизион сосредоточил огонь по району сараев. Немало было уничтожено живой силы врага, подбито несколько танков. Немцы так и не смогли перейти в контратаку.