хотя бы попробовать, иначе я окончательно в себе разочаруюсь. Я и так наворотил дел, за которые меня стоило бы не кофе поить, а прибить медленно и мучительно.

– Как сказал один наш знакомый заклинатель духов, к сожалению уже покойный, мы все совершаем ошибки, о которых потом жалеем всю жизнь. Не ты первый, не ты последний. Так что не смей себя грызть и не вздумай решить, что не достоин Яны. Оставь это право за ней.

– Значит Шаман мертв, – Тод покрутил в пальцах незажженную третью сигарету. – Жаль. Что случилось?

Ему и правда было жаль старика. Жнец помнил Шамана еще совсем юным. Как и его учителя и тех, кто был до него. Все шаманы старались дружить с высшими силами, а один не в меру дружелюбный подсадил Тода на иглу лет триста назад. Все они были его клиентами. Кроме этого. Интересно, на что старик променял тихую смерть во сне?

– Пожертвовал собой, спасая ученика, – Ян налил себе чашку эспрессо и проглотил, как горькое лекарство. – Так что Город временно остался без Шамана. И ты тоже. Надеюсь, ты сможешь обойтись без него какое-то время.

– Старик все рассказал?

– Нет. Сказал, что это только твое дело. А я не считаю нужным лезть к тебе в душу. Мы не настолько близки. Ты взрослый мальчик и сам в состоянии решать, что тебе нужно.

– Кажется, это мне больше не нужно.

– Тебе виднее. Кстати, как долго ты ходил с клеймом договора?

– Почти две недели.

– И молчал. Похоже, насчет взрослости я поторопился. Почему ты ничего не сказал нам? Я бы легко тебя от него избавил.

– Не хотел вас втягивать. Думал, что сам разберусь. Если честно, надеялся, что Шаман не соврал и начальству сейчас не до моих проступков.

– Думал он, – буркнул Ян. – Тоже мне мыслитель. Ты уж постарайся больше так не делать. Семья для того и нужна, чтобы друг другу помогать. А мы, вроде как, одна семья. И вообще хорошенько запомни то, что я тебе скажу, – Ян выпрямился и грозно скрестил на груди руки. – Если ты еще раз обидишь Яну, сломанными ребрами не отделаешься. Даже если умудришься сдохнуть, чем безусловно ее расстроишь, я достану тебя из любой преисподней и лично оторву тебе голову.

– Придется встать в очередь, – ухмыльнулся жнец. – Перед тобой будет Янка. Видимо, желание меня обезглавить у вас семейное. Кстати, о семье. Ты случайно не знаешь, где Оле?

– Убежал сразу после вашего ухода. Выпил кофе и умчался в ночь. Сказал, что ему нужно срочно переодеться и бежать исправлять последствия его выходки. Что он и так засиделся.

– Так и знал, что он только и ждет, когда я отвернусь, – вздохнул Тод. – Оле пытался убедить меня отпустить его, как только очухался. Но я решил, что ему нужно хоть немного выдохнуть. Кошмары рассеялись когда он пришел в себя, так что хуже уже не стало бы. Но он считает, что должен хоть как-то улучшить психическое состояние горожан. Раз уж сам довел их до паники.

– Видимо, у вас семейное неумение прощать себя за ошибки. Поумерили бы вы свой юношеский максимализм.

– Не получится. У Оле так уж точно. Таким уж он уродился: вечный подросток с завышенными требованиями к себе и безграничной привязанностью ко мне. Его не изменить. Разве что он сам этого захочет.

– С ним точно все будет в порядке?

В ответ жнец лишь кивнул, поблагодарил за кофе и направился к выходу, спиной чувствуя непривычно тяжелый взгляд Яна. Что-то в демиурге изменилось. И дело было не в отделении от Янки. Он стал холоднее и жестче. Интересно, чем Ян его вчера так саданул? От удара голыми руками чары бы не развеялись. Тут явно была какая-то магия. Нужно будет потом спросить. Но сначала он закончит с делами.

Отель, где поселились его так называемые сестры и брат, поражал безвкусной роскошью. Мрамор, лепнина, ковры, мебель в стиле барокко, пасторальные пейзажи на стенах, хрустальные люстры. На пустой парковке у входа красовались красный «Хаммер» Войны и черный «Бентли» Голода. Рядом с ними байк Смерти смотрелся мягко говоря скромно. В коридоре Тода встретил рыжий Жнец в военной форме, дежуривший у двери «семейного» люкса. Все как всегда. Война не считала своего прихвостня равным и ему была уготована роль лакея. Увидев его, рыжий сначала ехидно улыбнулся. Но улыбка сползла с конопатого лица, когда их взгляды пересеклись. Жнец уставился на Тода с немым вопросом «Как?» и попытался преградить путь к двери.

– Отойди. И не мешай. Иначе распылю на атомы. Ты мне никогда не нравился.

Рыжий испуганно попятился. Видимо, было во взгляде и голосе Смерти что-то, что заставляло поверить: распылит и не поморщится. Тод едва заметно ухмыльнулся и распахнул дверь номера.

– Братик, ты вернулся! – Чума отшвырнула в сторону девчачий журнал, который листала с ногами сидя в кресле, и вскочила навстречу Смерти.

– Сядь на место, – сухо бросил он, даже не повышая голоса.

Чума озадаченно замерла, склонила голову набок и вопросительно прищурилась. На ее кукольном личике не осталось и следа бурных девичьих эмоций. Война, сидевшая в соседнем кресле, оторвалась от полировки ногтей и смерила Тода любопытным взглядом золотистых глаз. Всадники расположились в гостиной номера в мягких креслах вокруг журнального столика. Война в центре, справа от нее Чума, слева – Голод. Живописная компания, ничего не скажешь. Компания, в которой он всегда чувствовал себя лишним.

– Где мои вещи? – спросил он, усаживаясь прямо на стол, чтобы держать всю компашку в поле зрения, и сложив руки на рукоятке зонта.

– Ну надо же, – вздохнула Война – как быстро ты вернулся в чувства. Наверняка не обошлось без посторонней помощи. Кто это тебя так разукрасил? Неужели твоя мятежная богиня распускает руки?

За ночь рана на скуле зарубцевалась, утром Тод отодрал наклеенный Янкой пластырь и свежий шрам вызывающе алел на бледной коже.

– Это вас не касается. Я пришел забрать свои вещи и попросить вас больше не лезть в мою жизнь. А лучше всего вообще не попадаться мне на глаза. Иначе я за себя не отвечаю. Уезжайте из Города и больше здесь не появляйтесь.

– Зачем ты так, братик? – Чума снова натянула маску любящей младшей сестры. – Мы же одна семья!

– Моя семья это мой единственный брат Оле, моя любимая женщина и ее вторая половина, – он уверенно смотрел в черные глаза Чумы. – А вы лишь кучка маньяков, одержимых желанием уничтожить род людской. И чем они вам так не угодили?

– И ты еще спрашиваешь? – искренне удивилась Война,