– Что ваш двоюродный брат?

– Ничего, просто он нас снимал на видеокамеру в Петродворце на фоне фонтанов, я вдруг вспомнила, – Марина Тумак провела рукой по лицу. – Так, детские воспоминания... Мы очень дружили, мы всегда все очень дружили...

– А что она была за человек – Лариса? – спросила Катя. Ей показалось, что надо как-то приблизить разговор к событиям пятилетней давности.

– Очень хороший человек, – Марина ответила односложно.

– Она такая красавица, у нее были приятели-мужчины?

– Нет.

– Вас и тогда об этом спрашивали, Марина, – капитан Белоручка указала на дело. – Вы и тогда отвечали так же категорично. Но что-то не верится... Вам ли, лучшей ее подруге, не знать о ее личной жизни. Не скрывайте, пожалуйста, это очень важно.

– У нее не было никаких приятелей. Отчим... он бы не позволил ей кого-то иметь.

– Белоусов? Он что, был таким строгим отцом?

– Он ей не отец.

– А ее мать... она...

– Вы разговаривали с ней? Допрашивали ее? – спросила Марина.

– Нет.

– А почему? Вы же сказали – дело возобновлено.

– Она сейчас в монастыре. Мы должны установить сначала ее местонахождение.

– Это в Переславле-Залесском, женский Никольский монастырь.

– Вы навещали ее там?

– Я никогда ее не навещала. Она звонила мне. Сама.

– Когда она вам звонила?

– Недавно, дня три назад.

– И что она сказала?

– Мы не разговаривали, она оставила сообщение мне на мобильном.

– Может, она встревожена тем, что случилось на кладбище с могилой Ларисы? – спросила Катя.

Марина Тумак посмотрела на нее. У Кати сложилось впечатление, что вопрос ее прошел мимо... Подруга сейчас думает о чем-то совсем ином.

– Она сука рваная, а не мать.

– Как вы можете так говорить? – Катя была поражена. – Она такое горе пережила, потерю дочери...

– Гадина она, б...!

В кабинете настала мертвая тишина.

– Ладно, к этому мы потом вернемся... – Даже капитан Белоручка растерялась от этой выходки. – Когда вы виделись в последний раз с Ларисой – какой она была, не казалась ли чем-то обеспокоенной, огорченной?

– Нет, если не считать того, что она... фактически ушла из дома.

– Ушла из дома? Но она же жила на даче.

– Ну да, хоть какая-то крыша над головой. Она хотела квартиру снять, а на какие шиши... Я ей сразу предложила переехать ко мне. Я бы и раньше это ей предложила, если бы она мне только сказала. Ведь это же не тогда началось, это уже длилось столько времени... А она... ей стыдно было сказать, ведь она считала, что в семье живет, что он отец ее, она и относилась к нему, как к отцу... он же вырастил ее.

– Вы говорите о Белоусове? – спросила Катя.

– А его-то вы хоть допросили по новой?

– Да, мы его допросили, но...

– Он ее домогался, – сказала Марина. – Там, на даче, она рассказала мне все. Сказала, что он словно с ума сошел. И все это случилось не в один день, а в течение нескольких лет. Но сначала он как-то сдерживался, просто она чувствовала, что его отношение к ней изменилось. А потом... потом он будто спятил... козел вонючий... и она уехала, сбежала в Мирное. Вы про парней спрашивали, да у нее отвращение было ко всему этому именно из-за него, из-за этого скота, папаши... А мне всегда казалось, что Лара... Я ведь любила ее, как свою сестру, даже больше, чем сестру. Мы дружили, понимаете? Я бы жизнь за нее отдала. И мы... если бы вы знали, как мы все жили там, в Малаховке на даче, все же было нормально, как у нормальных людей! И вдруг... все разом лопнуло... пошло к черту...

– Лариса тогда с вами не уехала из Мирного. Почему? – спросила Катя.

– Знаете, как бывает, когда все идет к черту? Все, чем вы жили с самого детства, что ценили и любили? Она не поехала со мной, ко мне. Она хотела остаться одна, ей надо было побыть одной.

– Она любила своих родителей?

– И я любила своих. Я тогда там, в Мирном, поняла – есть такие вещи, такие сферы, где и сестра-подруга не может помочь, даже рядом побыть не может.

– В деле есть показания свидетелей, что в Мирное за несколько дней до убийства кто-то приезжал к Ларисе. У дачи видели темную иномарку.

– Я не знаю.

– Савелий Кадош – это имя вам знакомо?

– Нет, – Марина покачала головой.

– Пожалуйста, припомните... может, вы знали его по прозвищу Скорпион. Вот его фотография, взгляните.

Марина Тумак взяла снимок, распечатанный из Интернета.

– Нет, с этим человеком я никогда не встречалась.

– А Лариса?

– Нет.

«И опять все мимо цели, – подумала Катя, – хотя даже если бы она сказала, что покойная Лариса знала Скорпиона-Кадоша, что бы это дало нам сейчас для расследования?»

Странный ритуал на кладбище с принесением в жертву свиньи...

Провалившаяся могила...

Следы ДНК на трупах...

Она мертва вот уже пять лет...

Если бы подруга вот сейчас сказала, что Лариса знала Скорпиона, как бы это повлияло на процесс расследования убийств на бульваре? Куда бы мы зашли с такой вот версией?

– Лариса была религиозным человеком? – спросила Лиля.

– Да нет, иногда на Пасху в церковь ходили, как все, больше ради любопытства.

– Может, она Библию читала, Евангелие, послания апостолов?

О чем Лилька ее спрашивает, куда она клонит, неужели...

– Нет, она всем этим мало интересовалась.

– Но мать ее, Галина Белоусова, ушла в монастырь.

Марина Тумак вскинула голову, в глазах ее вновь вспыхнул мрачный огонь. Но на этот раз она сдержалась, не промолвила ни слова.

– Вы кого-нибудь подозреваете в смерти Ларисы? – спросила Лиля.

– Пять лет прошло.

– Мы возобновили дело. Я читала ваши показания в прокуратуре. Вы интересовались... нет, даже настаивали на самом тщательном осмотре места происшествия.

– А что я еще могла сказать... всем известно, что убийцу можно найти только по уликам, по следам, которые он оставляет. Но за пять лет вы так никого и не нашли. Чем вы занимались все это время? Даже мать ее не удосужились допросить. Тот следователь в прокуратуре, он же, как только узнал, что Белоусов в Верховном суде, он лишь одного его и слушал, действовал по его указке!

– Там много версий проверялось, большая работа была проделана, – Катя не могла не заступиться за родной областной Главк.