Хотите узнать, как я первый раз сделал ставку? Да, помню. Это был день АНЗАКа, мне было шестнадцать лет. Я был в Ньюпорт-Армз. Там, знаете, раз в году можно играть до двух часов ночи. По закону! Это только в Австралии такое есть, поняли?

В день АНЗАКа в пабах очень хорошая атмосфера. Полно чудных стариков. Все, кто в баре, становятся в круг, а в центр круга выходит парень и подбрасывает монеты. Ну, вроде артиста. У него такая маленькая деревянная палочка, он ею подбрасывает монетки в воздух, и все смотрят, как они летят сначала вверх, а потом падают вниз. Тут прикол в том, что все спорят, как упадет монета – орлом или решкой. Бросаешь монету и кричишь: «Десять на решку!», или сколько ты там ставишь.

Такую игру я видел в первый раз и сначала просто стоял и смотрел, чтобы понять, в чем дело. А больше всего я смотрел на трех девчонок, потому что они были очень заметные. Они были с каким-то стариком – их дедушкой, наверное. На нем была такая старомодная шляпа. А он всех троих называл почему-то Сьюзи. Все четверо отодвинули свои пивные бутылки. Они тоже играли! Они ставили на каждую монету и кричали не тише мужчин: «Орел!» или «Решка!».

Когда какая-нибудь из них выигрывала, дедушка приглашал победительницу на маленький старомодный танец. Что-то вроде вальса. Так, пара шажков и поворот. А потом они возвращались, пересчитывали наличность, кричали, смеялись, радостно били друг друга по ладоням.

И вот наконец и я решился попробовать. Поставил пять долларов на решку и выиграл. Меня понесло. Слушай, как же мне понравилось! Так и вижу, как монетки летят и переворачиваются в лунном свете, как скачут на месте девушки, как обнимают своего деда.

Да, понесло меня. Хорошее было времечко.

Первый раз это случилось, когда она выезжала с парковки торгового центра в Четсвуде.

Мэдди сидела в своем креслице сзади и молча сосала большой палец. В зеркале заднего вида Лин заметила ее осуждающий взгляд. Они не разговаривали друг с другом после ужасного случая в книжном магазине.

В детском отделе Мэдди заметила книжку своих любимых сказок и стащила ее с полки.

– Моя!

– Нет, Мэдди, не твоя. Твоя дома. Поставь на место.

Мэдди посмотрела на Лин как на чокнутую. Она яростно прижала книгу к себе, глаза ее грозно сверкнули, и она повторила:

– Нет! Моя!

Лин чувствовала, как покупатели, проходя мимо, с интересом поворачивали головы.

– Ш-ш-ш! – Она поднесла палец к губам. – Поставь на место!

Но Мэдди уже было не остановить. Она затопала ногами, как бешеный чечеточник, изо всех сил прижала книгу к животу и заверещала:

– Не ш-ш-ш! Мама, моя, моя, моя!!!

Какая-то женщина подошла к той же полке, что и Лин, и сочувственно улыбнулась:

– А… Эти ужасные два годика, да? У меня почти то же самое.

Она толкала перед собой коляску, в которой сидела светловолосая, ангельского вида девочка и, округлив глаза, удивленно взирала на Мэдди.

– Ей нет еще двух, – ответила Лин.

– А, маленький гений… – доброжелательно сказала женщина.

– Можно и так сказать… – начала Лин. – Мэдди, НЕТ!

Но она опоздала. Ангелочек потянулся было за любимой книжкой Мэдди, на что та ответила быстро и решительно – с размаху двинула книжкой прямо по лицу ребенка.

Девочка притихла, как будто первый раз в жизни ее обидели до глубины души. Пухлая ручка удивленно поднялась к красному пятну на щеке. В синих глазах стояли озера слез.

Лин смотрела на довольное лицо дочери и умирала от стыда.

Они с Майклом всегда соглашались, что самое страшное зрелище – это родитель, бьющий своего ребенка. На Мэдди никто и никогда не поднимет руку. В их семье насилию не будет места.

Насилие порождает насилие.

Для нее это была аксиома.

Но тут она схватила Мэдди и поддала ей как следует. Она ударила ее очень сильно и очень сердито, а громогласный рев Мэдди прокатился по всему магазину, вызывая в памяти сцены насилия над детьми.

– Ничего страшного, – сказала приятная женщина и взяла на руки свою хорошенькую девочку. Глаза у нее были такие же круглые и синие, как у дочери.

– Извините! Пожалуйста, извините! Она раньше никогда такого не делала.

И я раньше никогда такого не делала…

– Правда, ничего страшного. – Женщина покачивала девочку, прижав ее к плечу, и громко, чтобы заглушить вопли Мэдди, сказала: – Дети!

Мэдди прижалась спиной к полке, заходясь в настоящем истерическом вопле и останавливаясь только для того, чтобы вздохнуть поглубже, и вопила все громче и громче.

Посетители магазина, не стесняясь, глазели на них, некоторые вставали на цыпочки и смотрели поверх полок. Взгляды были пристальные, некоторые даже приоткрывали рты, как будто сидели в театре.

– Сейчас я уведу ее. Извините…

– Ничего страшного, – произнесла женщина, покачивая дочку.

До чего же странно вежливо она сказала это…

Лин подхватила Мэдди, которая верещала не переставая и дергала всеми конечностями, нередко попадая ими по матери. Крепко прижимая дергавшуюся дочь к себе, она стремительно вышла из магазина. Даже не вышла, а позорно бежала – мать, а не сумела успокоить ребенка.

– Извините, мадам! – вдруг окликнули ее.

– В чем дело? – Лин остановилась и оглянулась. Мэдди продолжала лягаться.

– Видите ли… – к ней обращался долговязый подросток. На его джинсовой рубашке висел значок с веселым смайлом и надписью «Вам помочь?». Он выглядел немного растерянным, будто извинялся за свой рост, не вполне понимая, как он мог так быстро вымахать. Юноша робко сжал свои огромные руки и произнес: – Извините, вы… вы, по-моему, не заплатили за книги.

Мэдди так и не выпускала из рук «Спокойной ночи, мишка», а Лин – «Как пережить выкидыш» и, самое позорное, «Укрощение малыша: руководство для родителей».

Ну а почему, собственно, нет? Женщина, которая может поднять руку на своего ребенка, вполне может иногда стащить что-нибудь из магазина.

Она решительно прошла к кассе, стараясь улыбаться нарочито и весело. Если бы с ней был кто-то из своих – Майкл или сестры, – они бы наверняка оценили всю иронию. Если бы здесь оказались обе сестры, разыгралось бы настоящее шоу. Смеха и воспоминаний хватило бы на весь день.

Но она была совершенно одна и могла лишь вообразить, как это, наверное, весело.

– Ой, а это, случайно, не Лин Кеттл? – услышала она, расплачиваясь на кассе и запихивая сдачу в кошелек. – Это же та самая… «Автобус для гурманов»…

И правда смешно… Вот она – слава!