О, туалеты этого знаменитого на весь мир японского ресторана, сколько всего они видели – сколько голых задниц мировых знаменитостей зависало над унитазами в лучах софитов.

Топ-модель...

Автогонщик...

Чемпион мира по теннису...

Актриса...

Герой блокбастеров...

Призер Евровидения...

И вот теперь Перчик...

Адвокат Ведищев встал, прервав ленч, и, как бывало в старину, эх!.. как хороший легавый, взял след.

– Вы не знаете, где тут можно курить?

Она уже открывала дверь «дамского» WC, когда он брякнул это своим хорошо поставленным адвокатским голосом.

Она оглянулась через плечо. И от этого ее жеста, этого огляда у Ведищева аж засосало под ложечкой. Не нимфетка... ушел тот возраст, но чертовски мила... Умишком, кажется, не блещет, но губы созданы для поцелуев, а грудь, а задница какая... просто сойти с ума... И наверняка, наверняка специально косит под Монро, и ей это идет, у нее получается, хотя и признано, что такие, как Монро, рождаются раз в столетие, но вот вам и доказательство обратного, и если рассмотреть это дело с другой стороны, то окажется...

Ты не в суде, уймись... скажи ей еще что-то быстро, а то сейчас уйдет... уйдет ссать... а ты не Борис Беккер... ты уже стар для таких финтов... вот так сразу, без ее помощи, без ее ласки у тебя все равно не получится, не встанет...

– Должна же быть тут курительная комната, правда? – он виновато, обезоруживающе улыбнулся.

– Наверное. – Перчик – Наталья Литте ангельски улыбнулась ему в ответ. (О, как покойный Валентин Гаврилов млел от этой ее улыбки! Ему и в голову ни разу не пришло, что это дьявольское притворство...)

– Может, вместе поищем?

– Здесь? Может, лучше спросить официанта или в гардеробе?

– А может, вместе поищем другое место? Тут как-то убийственно скучно сегодня, и я заметил, вы ничего не ели...

– А что еще вы заметили? – она смотрела на него. Длинные черные ресницы...

– Что вы очень красивы и грустны. Какие-то проблемы?

– Бросьте...

– Нет, правда. Какие-то проблемы, да? Я могу помочь, я адвокат.

– А я хочу писать, – она протянула ему сумочку из кожи питона. – Подержите, я скоро.

Перчик скрылась за дверью WC, вручив ему – по сути, первому встречному незнакомцу (так казалось адвокату Ведищеву) – все свое девичье достояние: телефон, ключи, губную помаду и еще что-то длинное и твердое, что прощупывалось сквозь тонкую выделанную кожу клатча снизу, на дне, но он внутрь не заглядывал – естественно, он не открывал клатч, он ждал.

И сердце его...

Старый идиот...

Не воображай себя Борисом Беккером в туалете ресторана «Нобу». Все равно вот так ничего не выйдет, только выставишь себя на посмешище и опозоришься. Нужна ласка... ее долгая умелая ласка... и она ее подарит – потом, позже, когда проведете этот день, а может, и следующий вместе, вдвоем.

Когда она вышла, обдав его запахом туалетной комнаты и своих духов, и протянула руку за клатчем, он вложил его в ее влажную после мытья лапку как подарок, а потом сжал ее пальцы, рывком притянул к своим пересохшим губам и поцеловал – немного неловко и ужасно старомодно.

Но она это оценила – он, адвокат с огромным опытом, понял это по ее взгляду.

Мирославу Бурлюк развезло после третьей рюмки хереса, и она переключилась на кошек. Словно щелкнули кнопкой пульта – она молола без умолку насчет родословной Калигулы, Траяна и Тита и о том, что жалеет, что «поспешила» со стерилизацией Мессалины, потому что от «этой стервы могли родиться золотые коты, и на этом можно было бы делать «бабуськи», только я, дура непрактичная, этого не сообразила, а когда дотумкала – кошачий поезд ушел...».

О Полине Каротеевой она уже позабыла – кошки, кошки, кошки, кошки...

– Пора линять, – шепнула Анфиса Кате. – Она щас вообще вдрызг напьется после нашего ухода.

И в этот момент – точно по заказу – у Кати сработал мобильный.

– Алло, Екатерина, это вы? Чалов говорит. Я в управлении розыска, не могли бы вы сюда подъехать? Понимаю, что неудобно беспокоить в выходной, но важные новости.

– Ой, а у меня тоже! – воскликнула Катя. – Еду без промедления, Валерий Викентьевич.

В тесной прихожей у нее с Анфисой закипел спор:

– Я с тобой!

– Я в управление, Анфис. И машину я заберу, уж извини, мне срочно.

– А я что, с ней должна допивать, что ли?

– Анфис, останься здесь, может, она еще что-то сболтнет важное.

– Да как я пойму, что это важно для тебя?

– Фамилии запомнила – Прохоров, Гаврилов, Ковнацкий Платон – и адвокат? Про адвоката, если она что вспомнит в связи с Полиной, слушай очень внимательно. Ростислав Павлович Ведищев, адвокат... это важно, сделай для меня.

– Ну хорошо, я останусь, ты не подумай, что она алкашка, – Анфиса шептала это Кате в самое ухо. – Просто она не знает меры. Кризис среднего возраста и все такое... а потом ее муж бросил из-за того, что она родить ему не смогла. Я останусь и послушаю. А кто этот Валерий Викентьевич?

– Это Чалов, следователь. Прокурорский... я же тебе говорила.

– Ну да, ну да... и как он вообще?

И тут в прихожей, уже на пороге Катя задумалась – а и правда, как Чалов вообще? Что о нем можно рассказать своей лучшей подруге, готовой ради нее в огонь и в воду, и за руль, и в дальние страны, и в автохимчистку, и даже пить с важным свидетелем, теша рюмкой полуденного беса?

– Он следователь и... Знает свое дело, многому можно у него поучиться. И он... черт, мне с ним интересно, хотя он... Анфис, это же потрясающее дело, и чем дальше, тем больше. Я умираю от любопытства!

– А этот Чалов, он за тобой не приударяет?

– Нет, – ответила Катя не колеблясь. – Я его точно не волную, как и он меня. Иногда смотрится как персонаж старого фильма... черно-белого... И весь такой закрытый.

– Ну да, застегнутый. Видали мы таких, – хмыкнула Анфиса, дыхнув хересом ароматным. – Это как в «Ва-банке»: «Передай застегнутому, чтоб расстегнулся».

Катя чмокнула ее в щеку.

– Я пошла, – шепнула, – а ты дуй к Мирославе и постарайся вернуть разговор к Полине.

В главке, в управлении розыска выходного дня и не чувствовалось. Кабинеты открыты, сыщики за работой. И лишь дверь одного кабинета – начальственного – заперта. Катя вздохнула – полковник Гущин, как ты там, старик, в Амстердаме с полицейской делегацией? Небось удивляетесь, как это в Амстердамах народ свободно справляет нужду в открытые уличные писсуары и весело курит травку, плюя на полицию. А тут, в родном Подмосковье, в Ясногорске такое дело разворачивается!