Катя посмотрела на Анфису. Это ли она хотела услышать?

– Слушай, а как ты вообще с ней познакомилась?

– Я же говорила тебе. Организовали акцию протеста горожан против сноса исторических зданий, и возник комитет... Кать, а ведь нас познакомила Мирослава!

– Кто это?

– Мирослава Бурлюк, мировая тетка... Черт, я же совсем забыла. – Анфиса хлопнула себя по лбу. – И они с Полиной – старые приятельницы. Во всяком случае, она что-то может рассказать нам про нее, раз с самой Полиной пока говорить нельзя. Мы к ней махнем, я ей мигом позвоню!

Анфиса схватила телефон, сунула Кате в руки тряпку и пятновыводитель – давай шуруй пока без меня, не разъезжать же по Москве в «Мерседесе» с открытым верхом и с заляпанными кровью сиденьями!

Катя открыла пятновыводитель, глянула на Анфису, лихорадочно искавшую нужный номер в телефонной книге, и ощутила, как на глаза ее наворачиваются слезы. Она любила Анфису – вот за это самое, чего и словами не выразить, но ужасно настоящее...

А может, это просто пятновыводитель оказался таким едким...

– Она в Москве, не на даче. Очень удивилась звонку, но она нас ждет, – объявила Анфиса. – Только по пути заедем в кондитерскую за тортом, Мирослава пожрать любит еще больше, чем я.

Оказалось, что можно и не ехать – быстрее пешком дойти – Мирослава Бурлюк жила у метро «Фрунзенская» в доме на Комсомольском проспекте, но они все же сели и погнали. Раз купили машину, грех топать на своих двоих. По пути заскочили в магазин, и Катя лично выбрала самый большой и аппетитный торт.

Квартира оказалась на последнем, восьмом этаже, и Мирослава встретила их на пороге, убедившись через домофон, что незваные гости грядут.

Очень полная и очень шумная...

Громкоголосая...

Низенькая...

В необъятных штанах (скорее, даже портках) из серой фланели и футболке с надписью «Химкинский лес».

– Анфиса, деточка, это хорошо, что ты сегодня позвонила, – Мирослава широко распахнула полные руки, словно готовилась обниматься и целоваться. – А то вы бы в полном пролете оказались. Вчера я в ветеринарной клинике целый день проторчала... Анализы, уколы, потом ведь надо предоплату внести... Сегодня нам дали передых. А завтра операция...

– Доброе утро, Мирослава, это моя подруга Катя, познакомься, мы к тебе по важному делу. – Анфиса выпихнула Катю вперед. – Что ты говоришь, какая операция?

– Калигулу завтра в клинике кастрируют. Наконец-то сподобились, а то он всю мою банду целыми днями по квартире шугает.

И тут Катя глянула себе под ноги и увидела «банду», вышедшую их встречать: пять котов и старую лохматую болонку. Об ноги ей с развратным видом потерся шестой, дымчато-серый кот, и она (наверняка шестым чувством) угадала, что это и есть Калигула, догуливающий свои последние молодецкие дни.

– Грациан кастрирован, Тит тоже, Траян – у него после всего этого такие проблемы с туалетом, не приведи боже. Мессалина и Агриппина стерилизованы, за них я спокойна, – Мирослава тыкала пальцем в котов и кошек, вившихся в тесной прихожей, носивших звучные императорские имена. – А у Джоконды... помнишь Джоконду? – она кивнула на болонку. – Характер портится, совсем старуха... оглохла, видит плохо... Так вот он, этот хулиган, за кошку ее, что ли, считает? За ровню себе? Только отвернусь – а он ее уже в углу зажал, а она что? – старуха. Все бы ничего, но это как-то противоестественно... неловко... В общем, завтра едем в клинику – лишаться всего. Калигула, мальчик мой, ты готов лишиться всего, а?

Мирослава наклонилась и сгребла развратного котика в охапку, прижала к полной груди.

– Так вот и живем – корм жуем, – закончила она. – А какое ко мне дело, девочки?

– Про Полину Каротееву слышала? – спросила Анфиса. – Она в больницу попала.

– Да что ты говоришь? Когда? Почему я ничего не знаю? В какой она больнице?

– В Ясногорске, – Катя взяла беседу в свои руки: Анфиса, остынь! – Там, где...

– На родине у себя? Она ж оттуда сама. Девочка с Подмосковья, так мы ее когда-то звали... Мы знакомы – дай бог памяти – больше четверти века, в одну театральную студию девчонками шастали. Она из этого своего Ясногорска на электричке ездила. Что с ней такое?

– На нее напали. Я из ГУВД Московской области, мы расследуем этот случай нападения. Все произошло на участке, возле ее дачи.

– От родителей ей досталась хибарка, сколько мы там девчонками тусовались... К черту кастрацию, к черту Калигулу, – Мирослава потрясла зажатым в руках котом (тот только мурлыкал и щурился). – Завтра же еду в больницу!

– Туда вас пока не пустят, она в реанимации, я бы хотела расспросить вас о ней.

– Так проходите, что же мы в коридоре, проходите в комнату на диван.

– Мирослава, мы торт привезли, – Анфиса продемонстрировала коробку.

В комнате в окружении кошек и котов под пристальным (хотя и подслеповатым) взглядом старой болонки Джоконды завязался этот любопытный разговор.

– Что же, ограбить ее хотели? – спросила Мирослава тревожно. – Так там брать нечего, на даче-то.

– Нет, это не ограбление. Ее ранили, сильно порезали. Мы вот думаем, не мог ли кто-то желать Полине зла? Хотеть отомстить ей? – Катя сразу начала задавать самые главные вопросы без предисловий.

– Ранили?! Она за всю жизнь свою мухи не обидела. Кто может желать ей зла? Я сейчас кофейку сварю, это дело надо запить... Слушайте, а может, чего покрепче хотите?

– Рано. Но все равно айда на кухню, – предложила Анфиса.

На крохотной кухне «банда» заняла самые лучшие места – чтобы тоже все слышать. А как же?

– Несколько лет назад Полина оказалась свидетельницей по уголовному делу, – гнула свое Катя. – Вам что-то известно об этом?

– Она не любила об этом говорить. А потом, это ведь так давно было, сто лет назад, еще в молодости. Всем нам свойственно ошибаться. Но я никогда с ней об этом речь не заводила, зачем сыпать соль на рану.

– То есть?

– Ну она ведь с ним гуляла, с этим парнем... офицером, а он оказался наркоман, да еще и убийца... Она – молодец, она сразу вычеркнула все это. Так мне однажды и сказала – вычеркнула из памяти, из сердца. Но в суде ей, конечно, нервы потрепали. Сами понимаете – девчонка молодая, и в такой омут с головой окунуться.

– В колодец, – сказала Катя. – В том деле об убийстве, где она выступала свидетелем, фигурировал колодец.

– Ну да... Мы еще девчонками... Я несколько раз у нее на даче гостила, так вот ее родители строго-настрого запрещали нам туда ходить. Старый аварийный колодец, боялись, что дети туда полезут и вниз сорвутся. Поэтому по дачному поселку издавна ходили россказни, что в колодце мертвец, хозяин колодца по ночам вылезает, чудовище – вот с такими клыками в пасти. Все что угодно выдумывали, лишь бы напугать, отвадить детвору от этого опасного места. Но мальчишки, а их там на дачах столько всегда летом... им все равно... им хоть кол на голове теши. Даже в игру такую играли – «а не слабо» и «беги, а то ОН придет за тобой и схватит тебя». Сядут на велосипеды и к колодцу тайком. Камни туда швыряют... Но это когда было-то? Эпоха целая миновала с тех пор, словно во сне.