8. Бостон в первых рядах

I

В ретроспективе революции, пожалуй, кажутся неизбежными или даже естественными событиями, более предопределенными, чем любые другие кризисные ситуации. Они обычно начинаются с небольших разногласий, которые перерастают в масштабную конфронтацию между политическими институтами и народом. Волнения превращаются в восстания, а восстания — в войну, в результате власть сменяется (или кажется, что сменяется), правитель или правящий класс низвергается, а государство преобразуется.

В какой-то мере видимые события отражают действительность: рост недовольства старым правительством, тяготение к новому порядку и, возможно, приобретение народом действительной силы. Но такое развитие ни в коем случае не является обязательным. Зачастую власть не только выходит сухой из воды, но даже упрочняется после подавления переворота. В других случаях после «успешных» революций случаются провалы: потеря общественной поддержки, разочарование, снижение доверия и неразбериха.

Конечно, неразберихи и разочарований на раннем этапе борьбы американских колоний против законов Тауншенда хватало. В то время в Америке не существовало сознательного революционного движения, а была просто решимость противостоять антиконституционному правлению, которая сильнее ощущалась в городских сообществах и среди лиц свободных профессий, купцов, квалифицированных ремесленников и крупных плантаторов южных колоний, поставлявших продукты массового потребления на рынок, нежели среди поселян, находившихся в отдалении от рынков и коммуникаций. Тем не менее и в упомянутых группах наблюдались разногласия, особенно среди купцов, возмущенных своими финансовыми потерями, связанными с Актом о гербовом сборе.

Неразбериха, разочарование, противостояние повлияли на изначальную реакцию американцев на программу Тауншенда. Нарушали ли новые налоги права колонистов, было важным вопросом, ответы на который редко рассеивали сомнения. Спустя долгое время после выхода в свет «Писем пенсильванского фермера» (1767–1768) Джона Дикинсона, в которых настойчиво твердилось, что налоги нарушают конституционные права американцев так же, как и Акт о гербовом сборе, Ричард Генри Ли — плантатор из Виргинии — писал, что налоги «не были, возможно, буквальным нарушением наших прав», но и добавлял, что они являлись «необоснованными» и «несправедливыми». Ли прочитал эссе Дикинсона о программе Тауншенда и окончательно убедился, что права американцев нарушались, но он, как и другие, пришел к такому заключению с запозданием[273].

Остальные, особенно торговцы, знавшие, что им придется прекратить импорт товаров из Англии, если общественность отнесется к новым налогами так же, как к гербовому сбору, сомневались, находятся ли права под угрозой, или вообще старались избегать обсуждения конституционных вопросов. Вместо того чтобы обсуждать права и свободы, они сразу переходили к вопросу о запрете импорта, как бы предупреждая любые требования восстановить то положение дел, которое большинство устраивало год назад. Они сначала заявили о себе в Бостоне, а их пример, как все понимали, был важен для остальных жителей Америки. В начале сентября, после того как в августе пришли известия о политике Тауншенда, Boston Evening Post развернула кампанию против запрета на импорт. В одной из ранних статей решительно говорилось, что запрет на импорт раздавит купечество, которому придется пожертвовать своими интересами практически в одиночку и без надежды на компенсацию. Две недели спустя некий «Истинный патриот» раскритиковал группу, концентрировавшуюся вокруг Отиса, за то, что та в «политическом порыве» протестовала против мер Великобритании; а «Либернатус» подчеркивал, что запрет импорта слишком тяжким бременем ляжет на купцов. Этот запрет, заключал он, являлся «половинчатым» средством, «отчасти позволительным, а отчасти разрушительным». В октябре некий «Торговец» утверждал, что запрет на импорт не только нарушает «гражданские свободы» купцов, но и вообще может погубить бизнес. По его мнению, этот шаг одобряли только те, кому было «нечего терять» — их он называл смутьянами и забияками[274].

Естественно, все это не могло остаться без ответа. Boston Gazette поддержала запрет на импорт, пусть и лишь спустя некоторое время — в конце лета 1767 года. В конце концов она придумала или подхватила лозунг «Спасайте свои деньги — и спасете страну»[275]. В некоторых других колониях, например в Филадельфии, этот лозунг стал популярен и появился в газетах и памфлетах. Но в большинстве колоний о политике Тауншенда писали мало, пока не увидели свет «Письма пенсильванского фермера»[276].

В этих письмах Джон Дикинсон называл себя фермером, хотя в 1767 году его мало что связывало с земледелием. Он был сыном плантатора из Мэриленда, где родился в 1732 году и где его отец занимался юридической практикой. Семья переехала в Довер, штат Делавэр, когда Дикинсон был еще ребенком. В Делавэре он получил классическое образование и начал готовиться к карьере юриста. В 1754 году он поступил в Миддл-Темпл в Лондоне, чтобы изучать право, и оставался там до 1756 года, а по возвращении занялся юридической практикой в Филадельфии, заработал небольшое состояние и приобрел красивый загородный дом в Делавэре. Как и многих юристов, его тянуло в политику, и в 1760 году он был избран в ассамблею Делавэра, а через два года — в ассамблею в Филадельфии[277].

«Письма» Дикинсона произвели на колонии особое впечатление, сохранявшееся, согласно свидетельствам многих историков, вплоть до появления «Здравого смысла» Томаса Пейна в 1776 году. Письма были впервые опубликованы в Pennsylvania Chronicle и перепечатаны почти во всех колониальных газетах за исключением четырех. Кроме того, они были собраны в брошюру, неоднократно переиздававшуюся — трижды в Филадельфии, дважды в Бостоне, а также в Нью-Йорке и Вильямсбурге. Бенджамин Франклин, обычно находившийся на противоположной стороне политического спектра Пенсильвании, был настолько впечатлен этой работой, что даже написал краткое предисловие к изданию, выпущенному в Лондоне в июне 1768 года. Среди тех, кто почувствовал важность этих эссе, нашлись люди, переиздавшие их в Париже и в Дублине[278].

Эти эссе нравились народу, уставшему от нелепых заявлений и жестоких мер. Тон задавали скромные советы Дикинсона продолжать подавать петициями, чтобы добиться отмены пошлин Тауншенда. Он также призывал к экономии, умеренности, упорному труду и развитию домашнего хозяйства — все ради того, чтобы снизить потребление английских товаров. Его речь отличалась мягкостью, местами даже кротостью, как, например, в этом предложении: «Давайте вести себя, как послушные дети, которые незаслуженно наказаны любимым родителем». Над такой же идеей Джордж Мейсон насмехался годом ранее, после появления Акта о гербовом сборе. Несмотря на смиренность интонации, посыл был очевиден: хотя в полномочия парламента входило регулирование торговли, он не имел права взимать фискальные пошлины. И как бы Тауншенд не маскировал свои пошлины под инструменты регулирования, они все равно оставались налогами, с помощью которых изымались средства колоний, оставались «экспериментом», как писал Дикинсон, для испытания нрава колонистов, который