— Не разум судит под конец, но хладный меч… — Аврелиан отставил в сторону бокал. — Венцит бы попросил тебя сопровождать его. Ты лишь стал бы еще одной жертвой, принесенной Корамом на алтарь самоуничтожения.

Фалькенберг прикрыл глаза.

— Стефан Корам все же ухитрился сыграть в. Господа Бога. Наконец получил распятие, о котором всегда так мечтал. — На губах его мелькнула безрадостная ухмылка, похожая на оскал черепа. — И все же… О, как ему, наверное, нравилось быть Ридоном! Он чувствовал себя столь восхитительно виновным…

— И быть святым Камбером тоже: Stephanus Defensor Hominem, — поддержал его Аврелиан.

— Знаешь, а ведь он явился на коронацию Келсона Халдейна, — продолжил Фалькенберг. — Печать Защитника, как поют арфисты… Он пришел ради того, чтобы посмеяться над ней. Как славно вкусить всего разом: самопровозглашенный святой, король, или королевский Защитник. — Он нахмурил брови. — Мы могли бы остаться в Бремагне… владения на границе и командование приграничной конницей. Или даже в эмиратах, под сенью лимонных деревьев в монастырских садах Квазии… шербет и ледяное молоко, шахматы и метафизика Аламута…

— Нет. — Аврелиан вздохнул. — Ты никогда не смог бы там остаться. Даже если бы отправился к эмиру аль-Джабалю и медитировал о Пустоте на лезвии кинжала. Подумай об этом. У тебя есть владения в Бремагне. Да, и кстати… великолепная вилла в Вейре. Но однажды является гость: «О, вы слышали о поединке на коронации в Гвиннеде?»

— И что мне это дало?.. — Потянувшись, Фалькенберг погасил свечи на столе. — Уходи. Я пьян и начинаю предаваться жалости к себе. Не хочу показаться слабым или озлобленным. Уходи.

Он прижался лбом к коленям и зажмурил глаза.

* * *

Двадцать лет назад, сказал бы Кристиан Фалькенберг. Однажды в хмурый зимний день мавры Насра ад-Дина разбили рыцарей короля Бремагны при Вратах Наковальни.

Почти половина всей бремагнийской знати полегла среди девяти тысяч закованных в сталь мертвецов, оставшихся лежать на скалах и мерзлом песке. А следующей весной Льюис ап Коналл умер во сне, — старик, так и не сумевший воплотить в жизнь свою мечту о возрожденном и едином Коннаите.

Пятнадцать лет назад Марлук затеял свой заведомо обреченный поход против Бриона Халдейна и юного Аларика Моргана. Как ни мечтал об этом Филипп Бремагнийский, он так и не смог маршем пройти через Фаллон и Фианну, а оттуда морем — в Корот. Не было сильного Коннаита, который мог бы вместе с Меарой или Лланнедом и Ховиссом стать противовесом Гвиннеду. Фестилийское возрождение в Толане было раздавлено. И лишь Олень и Лев остались на игровой доске.

Слишком мало принцев или слишком много королей; в этом, по крайней мере, Кристиан Фалькенберг мог согласиться с Венцитом Фурстаном. Один король для Одиннадцати Королевств. Или бесчисленное множество вольных князей и городов. Олень и Лев не могли сосуществовать в одиночестве. Фестил Второй не женился на своей кузине из рода Фурстанов; и все это закончилось на Ллиндрут Медоуз. Так сказал бы Кристиан Фалькенберг. После гибели Марлука, в году тысяча сто пятом от Рождества Христова, взглянув на доску Великой Игры, лишь два знамени можно было узреть в Ремуте и в Белдоре.

И в Толане — маленькая пешка в синем и серебре.

Ей было одиннадцать в тот год, когда умер Марлук, — бледное дитя, хранившее молчание с улыбкой на губах. Высшая Дерини, потомок королей и инцеста. Наследница великого пустынного Толанского герцогства, на севере торентской равнины. Венцит и сам тогда был моложе, лишь недавно занял престол и огнем и мечом пытался призвать к порядку земли Семи Племен. Вот почему ее Белдорский кузен не стал оспаривать волю Хогана Гвернаха, и Дерек Фалькенберг из Кэйр Керилла на время присоединился к герцогу Арьенольскому в составе Регентского совета Толана и приютил девочку в Гнезде Ястреба.

В дни правления Малькольма Халдейна на северном побережье было немало вольных владений, — там правили Дерини-одиночки или младшие сыновья знатных родов Рединга, отправленные в изгнание. К апрелю 1108 года, когда от кровоизлияния в мозг скончался Дерек Фалькенберг, благодаря аннексиям, выгодным бракам и удачным военным кампаниям, численность этих владений сократилась до дюжины, и два самых крупных из них находились в руках рода Фалькенбергов, и их родичей Гордонов. Кристиан Ричард, ставший единоличным владетелем Кэйр Керилла спустя пару месяцев после своего совершеннолетия, унаследовал огромную пустынную крепость на вершине горы, сто тридцать легко вооруженных всадников в черных доспехах, дружбу и покровительство владык Марли и Арьенола, имя древнего деринийского рода, а также, на время от майских празднеств до дня осеннего равноденствия, — общество Кариссы Толанской, недавно сделавшейся герцогиней.

Фалькенберги никогда не славились своим богатством. Все их владения составляли базальтовые скалы, продуваемые ветрами пустоши и узкие фьорды, глубоко врезавшиеся в линию побережья. Каждый из лордов Фалькенбергов в свою очередь возглавлял отряд вольных наемников, с которым раз в пару лет отправлялся в очередной поход. Фалькенберги были капитанами наемников по необходимости и традиции, со времен безумия, порожденного Рамосским советом. Майкл Фалькенберг переломил хребет войскам Хорта Орсальского при Янтарной реке, отвоевал р'кассанские земли под знаменем Фурстанского Оленя и вернулся домой с грузом серебряной посуды и походным маршальским жезлом. Дерек Фалькенберг возглавлял марлийскую конницу в приграничных походах против истмаркских кланов и вместе с отцом Лайонела ходил войной на восточные княжества.

Все это унаследовал от них Кристиан Ричард, воспитанный отнюдь не в рыцарских традициях, ибо отец и Лайонел Арьенольский готовили его к судьбе предприимчивого вольного наемника. Языки, история, политика… Он никогда не был ни пажом, ни оруженосцем, но к пятнадцати годам говорил на восьми языках и прекрасно разбирался в интригах даже самых захолустных из Одиннадцати Королевств.

Кроме того, он был Дерини, и увлекался историей своей расы, а также изучением того, что упорно отказывался именовать магией. Годам к сорока пяти, должно быть, он представлял бы собой внушительную фигуру, но в пятнадцать…

Несмотря на все успехи в стрельбе из угловатого лука Семи Племен, он все же не был истинным воином. Он неплохо фехтовал, но предпочитал саблю широкому двуручнику, прославленному в рыцарских легендах. Он рос одиночкой, не отличался ни силой, ни красотой, и был слишком нелюдим и циничен, чтобы изображать галантность. Он мало с кем говорил, смеялся отдельно от других, завидовал юным Гордонам, которые вовсю заигрывали с девицами. И сам Кристиан Ричард был потрясен больше всех прочих, когда на рождественском балу Карисса Толанская первой пригласила его танцевать, а затем, презрев общество знатных дворян, собравшихся в замке, увела его на прогулку по темным галереям и там, — он по-прежнему никак не мог в это поверить, — одной рукой обняв Кристиана за шею, неожиданно наградила поцелуем.

Argwyddes arian niwlen… Владычица Серебряных Туманов.

Он накрепко поднял ментальную защиту, не оставив ни единого просвета. В пятнадцать лет она была прекрасна до боли, бледная и утонченная, и такая уязвимая. Взгляд ее затягивал в одиночество, точно в омут.