Ее фильм демонстрировали первым. Бейли в окне, ее личико заливает солнечный свет, играет Бетховен. Валлман и Дункан Хоув, Брайан в кафе «С семи до одиннадцати». Эти кадры чередовались с отрывками из домашних записей Граффсманов. Бейли делает первые шаги, Бейли гоняется за бабочкой, и — смотреть на это было тяжело — шестилетняя Бейли в бейсболке на совершенно лысой голове. Затем шло интервью. Бейли говорила и смотрела прямо и открыто, не боялась камеры и раскрывалась перед ней.

Последним был тот же кадр из «С семи до одиннадцати». Тот самый, где она смотрит на Тибби через плечо и смеется. Изображение немного потускнело, а потом стало черно-белым. Музыка продолжала играть.

Брайан сидел рядом. Он взял руку Тибби и крепко сжал ее. Все это время Брайан свистел под музыку, но так тихо, что никто, кроме Тибби, наверное, и не услышал.

Наконец музыка умолкла, и лицо Бейли исчезло с экрана, оставив странную пустоту.

Миссис Граффсман уткнулась лицом в плечо мужа. Мама, тоже сидевшая рядом с Тибби, одну руку протянула Тибби, а другую — Кармен. Лена, прижавшись к спинке кресла, низко опустила голову. Все плакали не стесняясь.

На улице, где ослепительно сияло солнце, родители обняли Тибби и сказали, что гордятся ею. Кармен и Лена снова и снова повторяли слова восхищения. У Брайана на глазах застыли слезы. Тибби удивилась, когда подошел Алекс, и пообещала себе не принимать его замечания близко к сердцу, что бы он ни сказал!

— Хорошая работа, — только и сказал Алекс. Он смотрел неуверенно, будто обращался к незнакомке. В общем-то, она и была незнакомкой. Алекс казался крохотным, как в перевернутом бинокле, а ей, Тибби, была видна вся планета.

Все греки знают поговорку: никогда не стоит думать, что хуже уже быть не может. Древние боги обидчивы. И они непременно докажут тебе обратное.

Через неделю после того, как Лена получила роковое письмо от Костаса, позвонила бабушка. У Бали случился сердечный приступ, он лежал в больнице в Фире и чувствовал себя все хуже и хуже.

Ленин папа, теперь адвокат и американец, связался с докторами Бапи, кричал и требовал, чтобы дедушку перевезли в Афинский медицинский центр. Доктора ответили, что Бапи вряд ли перенесет дорогу.

Лена оставила сообщения Тибби и Кармен и позвонила в магазин предупредить, что берет на неделю отпуск. Лена уже собирала чемодан, как вдруг вспомнила про Волшебные Штаны. Она должна была получить их уже сегодня, и вот уже полдень, через два часа рейс, а Штанов нет. Кто же брал их последним? Лена забыла. Штаны слишком часто перемещались в последнее время. Как же она полетит без них в Грецию?

Пока вся семья носилась по дому, Лена стояла в дверях и ждала Штаны. Даже в последние мгновения перед отъездом она шла медленно, еле передвигая ноги.

— Лена, быстрее! — закричала мама из машины, потому что Лена остановилась на дорожке, надеясь, что Штаны появятся перед ней как по мановению волшебной палочки.

Но Штаны не появились, и Лена решила, что это дурной знак.

Они прилетели в Нью-Йорк, а на следующее утро был рейс в Афины. Сидя в огромном «Боинге-747», который смело преодолевал пространство над Атлантикой, Лена смотрела в одну точку, а перед глазами у нее одна за другой появлялись картинки. Бапи выглядывает из окна, Бапи завтракает в своих знаменитых белых ботинках, Бапи внимательно разглядывает Ленины картины, так внимательно, как никто раньше. Странно, наверное, обнаружить родство душ с восьмидесятидвухлетним греком, но именно это случилось с Леной прошлым летом.

Папа что-то печатал на ноутбуке, Эффи спала, уткнувшись в Ленино плечо, а мама сидела отвернувшись. Она сердито посмотрела на Лену, и время от времени кидала на нее недовольные взгляды.

«Ну почему мы не можем помочь друг другу? — думала Лена. — Почему ты не можешь мне довериться, а я не могу рассказать о своих бедах тебе?»

Лене захотелось, чтобы именно мама была близким ей по духу человеком, мама, а не дедушка, который, наверное, скоро умрет. Подумав о смерти, Лена начала плакать. Она повернулась спиной к маме и плакала, тяжело дыша, захлебываясь и громко сморкаясь в салфетку. Лена плакала о себе, и о Бапи, и о Костасе, и о бабушке, и о папе, и о Волшебных Штанах, которые не получила, а потом снова о себе. Когда стюардесса попросила привести спинки кресел в вертикальное положение и Лена увидела свою прекрасную родину, у нее екнуло сердце. В глубине своего детского сердца Лена страстно желала снова увидеть Костаса даже при таких невеселых обстоятельствах.

Би,

Жалко, что до тебя не дозвониться, потому что нам срочно надо поговорить. Оказывается, у Лениного дедушки сердечный приступ. Они все вчера улетели в Грецию. Да еще после всех этих проблем с Костасом… ужасно!!!! Ты должна об этом знать.

Люблю,

Тибби

Лена знала: случается обычно то, чего больше всего боишься.

Когда они вышли из взятой напрокат машины и увидели бабушку, Лена поняла, что все худшее уже произошло.

Бабушка была в черном с головы до ног, и черты ее лица — глаза, губы — словно опустились вниз. Отец подбежал к Валии и обнял ее, и она заплакала, и все поняли, что это значит.

Эффи обняла сестру за плечи. Волосы Лены смешались с волосами Эффи. Девочки обнимали друг друга и плакали. Лена столько плакала в последнее время, что у нее пересыхало в горле. Увидев Лену, бабушка застонала и уткнулась ей в шею.

— О, Лена Прекрасная, — еле выговорила она. — Что же теперь с нами будет?

Похороны назначили на следующий день. Лена проснулась рано и долго смотрела в окно на Кальдеру, розовую в лучах рассвета. Воспоминания нахлынули на Лену, они были такими близкими, ощутимыми. Воспоминания о Костасе, о том, как Лена смотрела на него из этой комнаты, где теперь мирно посапывала Эффи.

От чувства безнадежности и нетерпеливого желания увидеть Костаса Лена решила заняться своей внешностью. Она надела красивую черную расшитую блузку, вставила в уши жемчужные сережки, распустила волосы, подвела глаза и накрасила ресницы тушью. Даже легкая косметика необыкновенно подчеркивала Ленины прозрачные зеленые глаза, и именно поэтому Лена никогда не красилась. Эффи уже спустилась вниз, а Лена все продолжала приводить себя в порядок.

Она никогда не гордилась своей внешностью, носила скучную, неброскую одежду, не любила украшений и завязывала свои черные волосы в хвостик или делала пучок. С детства мама повторяла ей, что красота — подарок небес, но сама Лена считала ее троянским конем.

Красота главенствовала над ее сущностью и притягивала ненужное внимание окружающих. Эффи с ее огромным носом Калигарисов была естественной, смелой, всегда раскованной. Ленин же маленький носик обязывал хозяйку быть милой и сдержанной. И поэтому девочка старалась общаться лишь с теми, кто ценил ее не за красоту.

Сегодня был не похожий на другие день, и Лена достала подарок небес. Пустота в сердце из-за Бапи, смятение из-за Костаса побуждали ее использовать любое средство, которое могло придать ей уверенности в себе.