– Ну что, рванем за границу? – спросила я. – Устроим себе шикарный отпуск.

Мама посмеялась. На следующий день приехал курьер из ювелирного магазина и забрал драгоценность.

Вот видите, каковы превратности судьбы: из элегантного салона в тюрьму, – но я ее оттуда вытащу.

(магнитофонная запись)

После этих интервью в прессе появились комментарии, что, если бы мама была восемнадцатилетней девушкой, это можно было бы еще понять, но чтобы взрослая женщина до такой степени потеряла голову?

По-моему, чувства – это как болезнь: одни переносят легко, другие тяжелее, а некоторые умирают, поэтому к каждому человеку следует подходить со своей меркой. Недавно по телевизору мы с мамой смотрели репортаж о женщине, которая пережила очень похожую историю, только произошло это раньше.

Когда журналистка спросила женщину, что она принесла в жертву своей любви, она на одном дыхании перечислила: честь, индивидуальность, уверенность в себе, веру в людей, фирму, два дома, которые забрал банк… и женственность.

А в конце добавила:

«Я не была глупа, я была великодушна».

То же самое я могла бы сказать о своей маме: она была великодушна по отношению к человеку, которого любила. К сожалению, она не тому отдала свои чувства, но от этого нет лекарства.

Мы размышляли потом, чем эти две истории отличаются одна от другой. Как героиня репортажа, так и мама, они обе пытались добиться справедливости в суде. Та женщина – для того, чтобы «плохим людям не все сходило с рук». Спустя тринадцать лет ей удалось добиться условного приговора – по причине незначительного социального вреда. Суд приговорил осужденного к возврату восьмисот тысяч злотых, а поскольку сумма была не поддающейся взысканию, судебный исполнитель прекратил дело.

В чем была разница между этими историями? Внешний вид аферистов. Тот, что из телефильма, был необыкновенно хорош собой, мамин – наоборот. Но мама его все-таки выбрала, значит, мы с сестрой, должно быть, чего-то об этом мужчине не знали. Может, он был каким-то исключительным, только со стороны не видно. Я любой ценой хотела это выведать и тайком от мамы поехала в Белосток.

Несколько лет назад его знакомые гостили в Брвинове. Случайно я тоже там оказалась. Они, супруги-врачи, знали маминого партнера очень давно, со школы, и наверняка много могли бы о нем рассказать. Так вышло, что как-то раз я летела в Лондон на одном самолете с этим мужчиной, он узнал меня, а когда мы прощались в аэропорту, он протянул мне свою визитку.

Мой приезд был для них неожиданностью, но в конце концов они разговорились, особенно она. По всей видимости, это ей не давало покоя. Без их ведома я записала на диктофон наш разговор, потому что хотела его еще раз послушать, проанализировать.

(запись с пленки Лилианы Сворович)

Женщина . Первое совместное лето Юрек и ваша мама проводили в Карвенских Болотах, а я отдыхала в Ястребиной Горе, поэтому я к ним заезжала. И не переставала удивляться, что пани Нина вытворяет. У нас с мужем деньги хранятся отдельно, у меня – свой счет, у него – свой, дом в Белостоке записан на меня, по дарственной от отца, а тут ваша мама через месяц знакомства доверяет мужчине свои счета, оформляет ему кредитную карточку, он может брать сколько хочет… Я сказала мужу: «Вот увидишь, чем это закончится, Юрек с Икой обдерут ее как липку. И еще посмеются».

Я . Но они уже не были вместе.

Женщина . Я не очень-то этому верю. Они якобы расстались, но Юрек часто туда приезжал, ночевали они с Икой, скорее всего, не в одной кровати, потому что с этим у них вроде никогда не клеилось, ну и, по-видимому, они сговорились. Разных я знаю людей, получше, похуже, эти же два сапога пара, такие материалисты, что дальше некуда. У них только деньги, деньги! Ну и придумали, каким образом выудить бабки у пани Нины… Я хотела ее даже предостеречь, что-то там сказала вскользь, дескать, может, ей поубавить немного свою щедрость, а она глянула на меня так и говорит: «Это же все наше, мое и Ежи»… И это женатый мужчина, отец трех дочерей… И ведь не стыдно ему… Я тогда, в то первое лето, когда сидела с ним на веранде – мы оба курильщики, – сказала ему прямо в глаза о своем отношении к такому поведению. Он ответил: «Я не ворую у нее, она сама мне дает».

Мужчина . Чему здесь удивляться, Ежи Баран – это настоящий жиголо… вот и весь сказ…

– Вы считаете, моя запись может помочь маме?

– Проверим, нет ли каких-либо вмешательств в запись. Вы ничего потом не делали с этой кассетой, ничего не сокращали? – спросил комиссар, а сам подумал о дамах Сворович: они могли спланировать это убийство и заранее готовили себе линию защиты.

– Нет, я даже к ней не прикасалась! – ответила Лилиана поспешно.

(магнитофонная запись)

Я возвращалась из Белостока подавленная, в какой-то момент съехала с шоссе на лесную просеку, остановила машину и села на пенек.

Вполне вероятно, что супруги все заранее спланировали. Оказались в затруднительном положении: незаконченная отделка дома, долги, а тут еще избирательный блок «Солидарности» проигрывает на выборах, и было почти очевидно, что после прихода к власти левых сил в консульстве будут произведены замены. Семья Баранов вернется в Польшу – и что дальше? Ежи постоянно твердил, что не намерен оставаться на дипломатической службе, потому что это работа без будущего. Он мечтал о собственной юридической консультации, а мама могла сделать это возможным. И, посовещавшись с пани Икой, заручившись ее благословением, пан юрисконсульт отправился в завоевательный поход… Мама, к несчастью, в него влюбилась и сразу же стала легкой добычей… Все это выглядело правдоподобно. Уже беседа с бывшей начальницей Барана, генконсулом в Мюнхене, заставила меня призадуматься. Мы встретились в Варшаве, потому что ее, конечно, отозвали. Она была очень озлоблена на пана консула.

«Я догадывалась, когда он долго не возвращался, что у него фиктивный больничный, – говорила она. – Должность числилась за ним, и я никого не могла взять на это место… Я спрашивала даже у его жены, она работала у нас, у нее тоже юридическое образование, но она не знала языка, поэтому была на ставке машинистки… Я спрашивала ее, что он думает, вернется ли на работу или продолжит болеть, но она ответила: „Я не знаю, где он“».

А ведь она знала, потому что ездила в Польшу, они встречались хотя бы затем, чтобы оформить у нотариуса документ о раздельном владении имуществом. Такое мама выдвинула условие, прежде чем сделать его совладельцем своих счетов. Это, конечно, не давало ей никаких гарантий, потому что при любом раскладе Бараны продолжали оставаться мужем и женой. Если бы с ним что-нибудь случилось, за женой оставалось право на половину сумм на маминых счетах. Только вот мама по своей наивности не имела понятия об этом…

«Если бы вы меня попросили охарактеризовать консула Барана, – размышляла вслух его бывшая начальница, – я бы затруднилась дать ответ. Он, безусловно, был превосходным юристом, должна признаться, что касается профессиональных дел, то я испытывала к нему уважение».