вас имеется редкий знак отличия — звезда ордена Белого Орла с мечами. Только по статуту, насколько мне помнится, им награждают персон никак не ниже четвертого класса по Табели о рангах. А звание штабс-капитана лейб-гвардии соответствует восьмому классу, если я не ошибаюсь. Вы, кстати, случаем, не к буддистам себя причисляете? Или придерживаетесь мусульманского вероисповедания?

— С чего бы это вдруг? — вполне искренне удивился вопросу Спартак.

— Дело в том, сударь мой, что на обычной звезде ордена имеется изображение креста. И только при пожаловании Белого Орла лицам нехристианской веры, в ней изображается не крест, а императорский Российский герб.

— Да неужели? — криво усмехнулся ряженый «гвардеец». — Я, право слово, просто поражен, откуда вам такие геральдические тонкости известны!

— О, поверьте мне, совершенно случайно… — улыбнулся в ответ молодой полицейский чиновник. — К вашему сожалению, именно такая красивая, но редкая награда числится среди драгоценностей, которые пропали прошлым летом после ограблении дома вдовы его высокопревосходительства генерала от кавалерии Султан-бека Нахичеванского[40]. Не припоминаете за собою подобной заслуги?

— Ловко! Ловко вы раскусили меня, господин полицейский… — неожиданно весело расхохотался Спартак. — Отпираться не стану. Готов к разговору. Позволите закурить?

И рука его потянулась в карман, вроде бы за портсигаром. Однако агент, стороживший каждое движение человека в офицерской форме, перехватил эту руку как раз в тот момент, когда пальцы ее уже стали отстегивать клапан висящей на поясе кобуры.

— А ну, не балуй, господин хороший! — Агент сыскной полиции жестко вывернул народовольцу запястье, и тяжелый армейский револьвер перекочевал в его карман.

На столе зазвенела о блюдце и едва не опрокинулась чашка.

И в это же мгновение Семен, воспользовался тем, что внимание городовых оказалось отвлечено происходящим. Он рванулся вперед, сделал пару шагов — и со всего маху ударил ногой по стоящему возле окна саквояжу…

* * *

Карета повернула с широкой набережной Невы, раскатанной за день сотнями саней и экипажей. Миновала заиндевевший на морозе Исаакиевский собор и великолепную площадь перед Мариинским дворцом, которую украшает конный монумент честь императора Николая I.

Карета была не казенная и не богатая, поэтому часовой возле памятника не обратил на нее особенного внимания. На посту здесь стояли седобородые старики-инвалиды из роты дворцовых гренадер, облаченные в теплые валенки и чёрные шинели с белыми ремнями, которые перекрещивались на спине. У каждого из них имелось старинное кремневое ружье со штыком, высокая меховая шапка на голове, а грудь украшали полученные за время службы кресты и медали. Отдыхали часовые в полосатой будке, устроенной неподалеку и исполняли, скорее, декоративную функцию, чем несли настоящую службу.

Проехав еще немного, карета остановилась возле дома семь по Новому переулку[41].

Федор Федорович Трепов подождал, пока бессменный многолетний ординарец из унтеров, который после отставки генерала был переименован в камердинеры, поможет выйти. Тяжело опираясь на поданную руку, выбрался наружу — и тотчас заметил, что в переулке сегодня значительно многолюднее, чем обычно.

Первым делом, ему бросился в глаза знакомый зимний экипаж на полозьях, с гербами и позолотой. Рядам с ним, чуть подальше, стоял какой-то закрытый возок, выкрашенный черной краской — наподобие тех, на которых зимой перевозят из государственного казначейства большие суммы денег или же доставляют на суд из тюрьмы арестантов. А еще тут присутствовала полудюжина казаков из конвоя, примерно столько же нижних полицейских чинов и еще несколько человек, в которых легко было угадать вооруженных, но переодетых в штатское агентов.

Федор Федорович с достоинством проследовал к нужной двери, вошел и оказался в конторском помещении типографии.

— Честь имею приветствовать, ваше высокопревосходительство!

Встречал его сам хозяин, Василий Федорович Демаков — известный петербургский издатель и основатель школы печатного дела при императорском техническом обществе.

Бывший градоначальник столицы ответил на приветствие и даже демократически подал руку. Хозяин типографии пожал ее с надлежащим почтением, но без подобострастия, и проводил посетителя в свой кабинет:

— Прошу, располагайтесь.

— Здравия желаю, Федор Федорович!

— Здравствуйте, граф…

За массивным столом, на месте Демакова расположился Михаил Тариэлович Лорис-Меликов, который при появлении Трепова тут же встал и сделал шаг навстречу.

— Присаживайтесь, где вам будет удобно.

Они обменялись вежливыми рукопожатиями, после чего Федор Федорович занял мягкое кресло, предназначавшееся, видимо, для посетителей.

— Я могу быть еще чем-то полезен, господа? — уточнил Демаков, обращаясь одновременно и к Лорис-Меликову, и к новому гостю.

Получив отрицательный ответ и благодарность, хозяин типографии деликатно оставил графа и Федора Федоровича наедине, прикрыв за собой дверь кабинета.

— Не возражаете, если мы перейдем сразу к делу?

— С удовольствием.

Лорис-Меликов возвратился за стол:

— Как вы поняли, существуют некоторые обстоятельства, обсуждение которые невозможно, да и не хотелось бы доверять бумаге…

Федор Федорович промолчал, но согласно кивнул.

— Вот, извольте, — Михаил Тариэлович взял одну из довольно высокой стопки книг в одинаковом переплете и протянул ее отставному градоначальнику.

— Что это? — Трепов вытянул руку, отодвигая печатные буквы подальше от глаз, и прочитал заголовок: — Обзор социально-революционного движения в России.

— Это ваш экземпляр, Федор Федорович. Я принял на себя ответственность выделить его вам персонально, хотя после ухода в отставку вы уже не относитесь к тому кругу лиц, который допущен к сведениям подобного рода. Прошу настоятельно никому эту книгу не показывать, ни с кем, кроме меня, ее не обсуждать и сохранять в недоступном для посторонних глаз месте.

— Отчего же такие предосторожности, позвольте полюбопытствовать?

— Издание секретное, подготовлено по распоряжению Третьего отделения собственной его императорской величества канцелярии. Во время набора и печатания в типографии постоянно присутствовал представитель полиции, гранки с набором тщательно запирали и после напечатания тиража немедленно рассыпали.

— Вы меня интригуете, право слово… — Трепов наугад открыл страницу: — «… пройдя почти всю Россию, агитаторы убедились в невозможности имеющимися в их распоряжении средствами произвести хотя бы малейшее движение в массах, и пришли к заключению, что не по воле народа государственная власть может быть потрясена…»

— Федор Федорович, здесь использованы достоверные данные статистического характера, донесения внутренней и заграничной агентуры, совершенные секретные протоколы дознаний… — Лорис-Меликов положил породистую, тонкую ладонь на стопку книг: — Во вступлении сделан ретроспективный анализ революционных возмущений в странах Европы и установлена взаимосвязь их с нашими народниками, социалистами и прочей радикальной публикой. Затем рассмотрена история развития таких идей в российском обществе и основания для их широкого распространения. Во второй части — вы прочитаете потом — весьма подробно описано текущее состояние российского подпольного революционного движения.

Лорис-Меликов долгим взглядом посмотрел на собеседника:

— Федор Федорович… Выводы относительно перспектив нашей государственности получаются в высшей степени неприятные. Все идет к тому, что при бессилии