пригласить сюда вашего сына, – потребовал Гуров. – Та часть нашего разговора, которая касалась ваших интимных семейных тайн, закончилась, настала завершающая часть, совсем другого содержания, так что пригласите Евгения. Я хочу задать ему несколько вопросов…

Воронов молча встал и вышел. Вскоре он вернулся, а вслед за ним в гостиную вошел Евгений.

– Благодарю, – сказал Лев Иванович. – Итак, на сцене появляется Мишка Кряк. Так зовут того деревенского увальня, которому вы, Игорь Николаевич, заплатили сто тысяч рублей за то, чтобы он убил Алексея Пантелеева.

– Какой деревенский увалень, какие деньги, какое убийство? – возмутился Воронов. – Вы что, совсем рехнулись?

– Довожу до сведения всех присутствующих, – спокойно произнес Гуров, – Мишка Кряк арестован и в содеянном признался. Может быть, вы хотите знать, что именно он рассказал? Многое. И о том, как он в тот вечер случайно с вами встретился, и о том, какой разговор между ним и вами, Игорь Николаевич, состоялся, и о ста тысячах рублей, которые вы ему заплатили, и об убийстве Алексея Пантелеева… И все эти показания он подтвердит где угодно и когда угодно: и на очной ставке, и на суде, и даже на Божьем суде, если потребуется. Так что ваше признание или непризнание, Игорь Николаевич, не играет существенной роли. Все ясно и без него… Вы хотите возразить?

– Не было никакого заказа на убийство! – нервно воскликнул Воронов. – Встреча и беседа были… и деньги тоже давал… а заказа не было! Что за чушь!

– Что? – вдруг свистящим полушепотом произнес Гуров и посмотрел на Екатерину Борисовну, которая схватилась пальцами обеих рук за виски. – Вы не желаете слушать? У вас заболела голова? Ах ты ж, какое горе… – Его ироничный и спокойный тон вдруг пропал и сменился тоном резким, напористым и злым: – Ну, так сейчас ваша боль пройдет, уверяю! Потому что я расскажу вам, как погиб Алексей Пантелеев, отец вашего сына! И вы, молодой человек, также послушайте, как погиб ваш отец! Мишка Кряк убил его обухом топора! Подкрался сзади и ударил по голове. И не стало вашего давнего знакомца, Екатерина Борисовна. Вот так. Но и это еще не все. Убийца обшарил его карманы. Ничего особенного он в них не нашел, а вот с шеи снял цепочку с золотой рыбкой…

– Нет! – воскликнула женщина, пряча лицо в ладони и отчаянно тряся головой. – Нет, нет!..

– Да! – жестко произнес Лев Иванович. – Екатерина Борисовна, говорил ли вам ваш муж что-нибудь об убийстве Алексея?

– Нет, – сквозь рыдания ответила женщина, – ничего… Сказал лишь, что он больше не придет…

– А вам, молодой человек? – взглянул Гуров на Евгения.

– Не понимаю вашего вопроса, – зло ответил тот.

– Что ж, у меня все, – устало произнес Гуров. – Засим позвольте откланяться. Прошу прощения за причиненное беспокойство. Задерживать вас, Игорь Николаевич, я не стану, так как нет у меня такого права. Вы у нас как-никак пока что депутат. А вы, Екатерина Борисовна, и вы, молодой человек, будьте добры в назначенный час явиться на допрос в качестве свидетелей. Очень прошу вас прибыть. Иначе… сами понимаете.

И Гуров подчеркнуто медленно направился к выходу. Чутьем сыщика он знал, что разговор еще не окончен. И точно: не успел он переступить через порог, как его окликнула Екатерина Борисовна.

– Подождите, – сказала она. – Я хочу вас проводить.

Не оборачиваясь, сыщик переступил порог и остановился на крыльце. Вслед за ним вышла и женщина.

– Вы что-то хотите мне сказать? – спросил Лев Иванович, глядя не на Екатерину Борисовну, а, наоборот, с подчеркнутым вниманием куда-то вдаль.

– Да, – нерешительно произнесла она и вдруг заговорила торопливо и сбивчиво: – Скажите мне… я прошу вас как женщина… ответьте… для чего вам все это надо? Пришли, наговорили столько всего… Ведь теперь все будет совсем не так, как было… а зачем? Господи, как же теперь жить? Ведь можно было совсем по-другому…

– Вы хотите в чем-то меня обвинить? – все так же, не глядя на собеседницу, спросил Гуров. – В чем же?

– Вы разрушили нашу семью! – В голосе женщины слышались отчаяние и безнадежность. – Разбили вдребезги, одни черепки… после вас не осталось ничего целого…

– Я раскрывал преступление, – ровным тоном произнес Гуров. – Убийство Алексея Пантелеева – отца вашего первого ребенка.

– Но ведь можно же было как-то иначе!

– Как иначе?

– Все в этом мире решаемо…

– Не все, – сказал сыщик. – Простите, мне надо идти.

– Будьте вы прокляты! – вдруг резко и злобно произнесла женщина.

Гуров остановился и впервые за все время беседы посмотрел на Екатерину Борисовну.

– Скажите, во сколько вам обошлась эта дача? – спросил он. – А другие дачки у вас имеются? Здесь или, может быть, за границей… А каким таким образом ваш муж отжимал водочный завод? А сколько денег у вас на счету? А у вашего мужа? А у сыночка? А в каких банках? В отечественных или зарубежных? Молчите? Сбились со счета? Ну, так подсчитывайте. Скоро с вас спросят…

– Может, и спросят, – сказала женщина. – Но вам-то от этого разве будет легче?

– Да, – ответил Гуров. – Мне будет легче.

Он спустился с крыльца, вышел за калитку, и вдруг ему захотелось оглянуться. Он оглянулся, но не на Воронову, а на одно из окон. Там, в окне, стояла Виолетта и смотрела на Гурова. Просто смотрела, молчаливо и безучастно. Гуров остановился, их взгляды встретились. И вдруг Лев Иванович почувствовал, что ему жаль эту девушку, как бывает жаль цветок, затоптанный чьими-то равнодушными, грязными сапогами. «Фиалочка с филфака», – подумал Гуров и махнул ей на прощанье рукой. Она ответила – коротким, едва уловимым взмахом.

35

Пока Крячко и Гуров ехали из Антоновой Балки обратно в город, Лев Иванович успел рассказать о результатах своей беседы с семейством Вороновых.

– О финансовых злодеяниях этих ребят я не говорю, – сказал Крячко, выслушав рассказ Гурова. – Это само собой. А сейчас меня волнуют два момента…

– Говори.

– Маловато все-таки у нас доказательств, – сказал Крячко. – Признание деревенского разбойника Мишки Кряка и его готовность подтвердить свои показания – это, конечно, хорошо. Но вот как быть со свидетельской базой? Свидетелей-то, считай, нет. А без них, сам понимаешь. Найдется какой-нибудь говорливый адвокат, и… В общем, дальше можно и не продолжать. Мишка Кряк сядет, конечно, а вот насчет Воронова – тут дело сомнительное. О чем я тебя предупреждал еще до нашего отъезда в Антонову Балку. Ну не хватает нам свидетелей, и все тут!

– Ну, – усмехнулся Гуров, – еще не вечер. Думаю, найдутся и свидетели.

– Надеешься, что домочадцы наперегонки ринутся изобличать дражайшего главу семейства и кормильца, чтобы вывернуться самим, – хмыкнул Крячко. – Что-то я сомневаюсь. Хотя в