смелее. Это нектар же, поцелуй нимфы поутру. Глоточек. Ну, вот хорошо. А? Благородство ноты уловили? А горчинку? Да? А смолку, смолку чувствуете? Десять лет выдержки в комбинированных бочках из дуба, осины и смолистой ели. Такой вот секрет букета.

Грозов заулыбался и быстро подал мне со своей тарелки пласт копченой чайки, которым я с большим трудом зажевал непередаваемый вкус предложенного нектара.

– Еще выпьете? Нет? Неужели хватит? Не понравилось? А, ну это бывает, это просто потому, что у вас нет достаточного опыта в хорошем вине.

Я поскорее схватил еще один кусок мяса с тарелки, надеясь перебить чудовищный вкус во рту, но даже пикантное чаячье мясо не могло в этом помочь.

Грозов легко засмеялся и продолжил смаковать содержимое фляжки.

Мы разговорились. Беседа, начавшаяся с пустых разговоров об обстановке на Урале и последних новостей столицы, перешла на куда более острые темы.

– А нечего и удивляться, что в городе бунт случился. Все к этому шло. – Грозов развел руками. – Как летом эпидемия Гнили началась, так я сразу понял, будет кровь. Вы вживую Гниль видели когда-нибудь?

– К счастью, не приходилось.

– Это страшное дело. Жрет все. Пшеница, свекла, свиньи, книги, куры, шпалы, ну и людей, конечно. Сперва изнутри сжирает, а потом снаружи. Вон у меня приказчик был. Так он прямо у меня в доме в горячку впал, на семью мою прыгнул. Хорошо еще, я с тростью был любимой. – Городской голова нежно погладил покрытого зеленой эмалью змея, венчающего трость. – У меня там кинжальчик в рукоятке, изумительной вам скажу остроты. В общем, пока жена детей прочь тащила, я прямо в гостиной живот приказчику и вспорол. И представьте, вот снаружи-то он человек человеком, а как кишки вывалил, там уже плесень одна и была. Просто месиво серо-бурое. И знаете, жижа такая еще с них течет, вот очень соус на этом бефстроганове напоминает.

Грозов с сомнением посмотрел на поставленную стюардом тарелку. Он помялся, однако все же решил дать блюду шанс и изящно подцепил мясо. Попробовал. Удивленно хмыкнул и, оживившись, пододвинул тарелку поближе

– А знаете, изумительно, вот на почтовых дирижаблях почему-то всегда хорошо готовят. Лучше, чем в Оболоцке по крайней мере. – Илья Стимпанович посмаковал кусочек и запил его свекольным вином. – Ах, жизнь прекрасна.

Дирижабль дернулся. Заскрипели отдаваемые тросы. Буря снаружи ослабела, и мы начали взлетать.

Испустив вздох прибиваемого к кресту мученика, купец Толстобрюков широко перекрестился. Стоящий подле него слуга спешно щелкнул чемоданчиком, извлекая большою икону, вытравленную на серебряной доске. Приложившись к ней, купец перекрестился вновь.

Ожили моторы. Зашумела раздвигающаяся крыша воздушного вокзала. Еще один толчок. Полет и первый удар ветра. Винты вышли на полную мощность. За черным окном уже неслись дымные клочья.

Прошла минута, другая, мы прорвали дым, и вокруг вспыхнули огни верхнего города. Удары ветра ослабли, и ход небесной машины стал плавным.

Наша беседа вновь вернулась к эпидемии и бунту.

– Да, страшные дни были. И странные. Цены летят, точно птицы в самое синее небо, товары гниют на складах, потому что карантин, и из города ничего не вывезти. Заводы закрыты, цеха встали, больница, куда заплесневевших свозят, людьми полнятся. Хорошо еще Светлану как раз в ту пору прислали. Ох, как она порядок-то навела. Брандкоманды заездили по всей губернии, где плесень – там сразу огнемет появлялся. Всех в городе заставила респираторы носить. Бороды всем рубить велела от купцов до дедов, чтоб респираторы нормально к лицам прилегали. Конных городовых поставила по улицам. У нас же воздух чистый, люди к респираторам непривычные, а городовой, как увидит на улицах кого, кто респиратор приспустил, так сразу подскочит и как вытянет нагайкой поперек спины!

– А народ не заволновался?

– Заволновался, конечно. Кто ж такое оценит. А ведь респираторы еще и купить надо. Их ведь продавать стали в лавках в двадцать раз дороже, чем раньше, едва мор начался. Верно, Савва Крестофорович, продавали ведь?

– Продавал, конечно. – Толстобрюков чинно погладил живот. – А как не продавать, раз покупают? Дело-то хорошее. Не зря же я завод респираторный поставил. Теперь и мне прибавка к торговле небольшая, и людям здоровье.

– В двадцать раз дороже!

– Да чья бы коровы мычала. По сорок рублев за флакон витальный бальзам со своей фабрики народу пихаете.

Грозов вскипел:

– А по сколько его продавать? Вы знаете, сколько его разработка мне стоила? Я усадьбу и завод свеклокуренный ради этого заложил! И до сих пор еще вложения не окупил!

– И не окупите. Эпидемия-то тогось. Так что быть вам, чую, банкротом скоро.

Рука Грозова сжалась на трости.

– Зато витальный бальзам не давал заразиться здоровым людям, в отличие от респираторов твоих. Там в фильтрах же сено пополам с ватой было!

– А что вата? Лучшая вата там была. Очень хорошая вата. И сено самое чистое. Все по науке.

Грозов раздраженно махнул рукой. Разговор свернул прочь и, как я ни старался, к началу бунта уже не возвращался.

00111

Разошлись мы в одиннадцатом часу. Я планировал еще почитать перед сном в каюте, но