свекольное ли вино тому виной, или утомление после случившегося в Петрополисе, но стоило мне на секунду прикрыть глаза и прислонить голову к обтянутой кожей спинке дивана, как книга, блеснув золотым переплетом, скользнула из рук на колени, и я пропал, растворяясь в мерном гуле моторов небесной машины.

Проснулся я уже глубокой ночью. Электрические лампочки на потолке были пригашены, едва-едва тепля свои спирали, и теперь каюту заливал другой свет: холодный и мертвенный. Вечный дым Петрополиса остался позади, далеко за кормой дирижабля, и сейчас все кругом освещала полная луна, яркая, словно зенитный прожектор. Я выглянул в окно: внизу, в нескольких верстах под нами, проносились леса и поля, затянутые белым, абсолютно чистым снегом. Зрелище было столь прекрасным, что я невольно захотел окликнуть Ариадну, но вдруг понял, что нахожусь в каюте один.

Забыв про пейзажи, я быстро обулся и, накинув шинель, вышел в коридор. Никого. Только янтарный свет электрических рожков и чернота окованных морозом окон. В каютах обычная для глубокой ночи тишина. Дернув дверь, ведущую на верхнюю палубу, я спешно поднялся по винтовой оледенелой лестнице наверх.

Ариадну я нашел на корме дирижабля. Она была здесь долго, очень долго. Металл ее тонких пальцев уже покрыли узоры инея. Стоя возле перил, она зачаровано смотрела в небо, искристое и полное звезд.

С минуту я просто любовался ей. Затем подошел ближе и аккуратно стряхнул с ее волос снег. Механизм, кажется, так и не заметил этого. Голова Ариадны была поднята вверх. Синие глаза без отрыва смотрели на рассыпанные по черному небу мерцающие звезды.

Мы стояли в тишине, укрытые от ветра тушей дирижабля, и каждый думал о своем.

– Красиво, правда? – наконец спросил я.

Она кивнула. Медленно, будто выходя из забытья.

Мы немного помолчали, и внезапно для себя я продолжил.

– Знаешь… Все, что там внизу, все эти поля, леса… Так непривычно на них смотреть. Снег белого цвета. Я такое последний раз видел... Да двадцать лет назад. В Небесном граде Архангельске. И было все точно так же. Лес во многих верстах внизу. Полет. Но представь, летит целый город, в церковном перезвоне и свете тысячи прожекторов. И крестные ходы на Рождество. И полы в храмах из хрусталя и железа. И знаешь, смешно сказать: стоишь на коленях, молишься, да только вот не о Боге думаешь, а все исподволь смотришь вниз и видишь, как проносятся леса. Белые-белые. Искристые. Бескрайние. Такие же прекрасные, как здесь.

Я вдруг вспомнил, что в кармане моей шинели лежит прекрасная оптическая трубка; вытащив ее, я улыбнулся и подал Ариадне.

– Ты же леса никогда наверно и не видела толком. Возьми. Там оптика куда сильнее, чем твои сенсоры.

– Зачем? – Ариадна наклонила голову, показывая, что не понимает мой вопрос.

– Посмотришь.

– Посмотрю на что?

– На лес.

– Зачем мне смотреть на лес? Я вижу его отсюда. Изрезанность оврагами низкая. Лес хвойный. Густой. Даже в условиях морозного воздуха это дает неудовлетворительную слышимость выстрела гипотетических преступников или криков из жертв.

– Да нет, Ариадна, я о другом…

– А, да, конечно. Не сразу вас поняла. Лес под нами двухвековой. Преимущественно еловый. Наблюдается мной на протяжении двух с половиной часов. Исходя из наблюдений, предполагаю содержание около сотни кубических саженей дров на одну десятину земли.

Я посмотрел на Ариадну, уже сердясь.

– Какие к чертям сажени?! Да хватит железякой притворяться, ты же только что звездами любовалась!

Сыскной механизм замер на секунду, а затем до меня вдруг донесся тонкие хрустальные переливы ее смеха.

– Право, Виктор, вот говоришь с вами, говоришь, и порой кажется, что разумные вещи слышишь. А потом вы что-нибудь как ляпнете. Ну как же можно звезды с дровами-то сравнивать? Какой же вы все-таки приземленный, ну право слово. Я от вас даже не ожидала. Мне, собственно, это в вас больше всего и нравится – никогда не могу понять, какая логическая ошибка будет в вашем поведении дальше. Но ничего, Виктор, человек, в конце концов, существо обучающееся, и под моим влиянием вы со временем научитесь рациональному мыслительному процессу.

Со щелчком изобразив благодушную улыбку, Ариадна вновь отвернулась к звездам.

01000

Она вернулась примерно через час, наполнив каюту механическим холодом и запахом снега.

– Вы не спите, Виктор? Людям необходим отдых, помните об этом. И что это у вас на столе?

– Во-первых, выспаться и на том свете успею. Во-вторых, это список нормальной, художественной литературы, которую я куплю по приезде в Оболоцк и дам тебе прочитать. Ариадна, у тебя чудовищная и извращенная логика, и это надо править.

– Вас так задело, что я не выразила социального одобрения вашей истории из детства про Рождество и Небесный град Архангельск?

– Нет, меня задело, что с такой нечеловеческой логикой ты когда-нибудь провалишь расследование. Ты должна мыслить, как человек!

– Тогда вам, людям, стоило бы расширить штат сыскного отделения еще на одного сотрудника. А не вкладывать миллионы рублей в разработку машин моей серии.

– А если мотивом убийства будет чувство? Или красота? Или что-то из того, что