От удара у Бракина в голове помутилось, и что-то повернулось. Запахи внезапно исчезли, и Бракин, скользя по льду подошвами не застегнутых ботинок, уцепился за колонку, поднимаясь.

Белая долетела до конца переулка, остановилась и повернулась. Морда её приняла озадаченное выражение. Широко расставив мощные лапы, чуть склонив голову набок, она смотрела, как возле колонки копошится какой-то человек в пухлом пуховике.

Вот он, наконец, поднялся. В руке его оказался обыкновенный полиэтиленовый пакет. Размахивая им, человек почти не спеша пошел к противоположному концу Корейского, выходившего на хорошо освещенную асфальтированную Ижевскую. По ней мчались машины, и именно по ней вечерами ходили в магазины местные граждане, чтобы не сбивать ноги по скудно освещенному горбатому переулку, который выходил на автобусную площадку.

Белая принюхалась, помотала головой, и внезапно, скакнув куда-то в бок, в рябиновые кусты, занесенные снегом, — исчезла.

Дойдя до трассы, Бракин оглянулся. Переулок был пуст.

А по Ижевской, по синему от фонарей ледяному тротуару зигзагами бегала Рыжая, не пропуская ни одного дерева или столба. Помахивая пакетом, Бракин свистнул. Рыжая подняла голову и опрометью бросилась к нему.

Костя обежал всю площадь вокруг, потом поднялся на стилобат автовокзала и двинулся вокруг здания, к стоянке автобусов. На стоянке, у поручней, стояли люди, ожидавшие посадки. Пара междугородних «пазиков» и «корейцев» стояли в отдалении. Ни милиционеров, ни Тарзана не было — как сквозь землю провалились.

И не то, чтобы Костя сильно привязался к Тарзану. Ему вообще больше нравились кошки. Но возмущала крайняя несправедливость произошедшего.

«Вот же гады! — думал Костя. — Обманули. Как пацана вокруг пальца обвели!» Он с ненавистью поглядел на ошейник с поводком, уложенные в дурацкий шуршащий пакет с фирменной надписью «Мухтар». Поди, брызнули псу в нос из баллончика с перцем, завели куда-нибудь за насыпь, да и пристрелили… Или «собаковозку» вызвали, а пса привязали где-нибудь… Стоп! Где?

Костя быстро сообразил — где, и чуть не бегом направился в вокзальную дежурную часть.

Там сидел сонный сержант и ковырял пальцем в ухе. Перед ним на столе лежала потрепанная книга дежурств, стоял древний черный телефон. На стене висели карта области и портрет президента.

Костя прямо-таки ворвался в «дежурку» и радостно сказал:

— Здорово! А где остальные?

Сержант вынул палец из уха, поглядел на него, на Костю, и, кажется, признав своего, нехотя ответил:

— Да кто их знает. Вышли прогуляться, пивка глотнуть, — и целый час уже где-то бродят.

— Вот черт, — сказал Костя и ляпнул наугад: — А я как раз для Саньки подарок приготовил.

— Какой? — заинтересовался сержант и потянулся через стол.

— А вот! — И Костя вывалил из пакета ошейник и поводок. — Новенькие. В магазине сказали — «фирма».

Сержант слегка округлил глаза, рассмотрел подарок и сказал:

— В «Мухтаре» брал? Знаю. Там сплошь китайское. Красная цена — червонец за пучок.

— Ну, обманули, значит, — легко согласился Костя. — Надо им проверку устроить. По полной программе.

Сержант усмехнулся.

— Не… не получится. Они нам аккуратно отстегивают.

«Ну, вы и гады», — подумал Костя. А вслух сказал:

— Да? Свои, значит? Чего ж говном торгуют?

Сержант раскрыл рот, но подумал, и закрыл. Костя сказал:

— Ладно, мне некогда — автобус через десять минут. Так ты уж передай подарок Саньке.

— Передам… Стой! А какому Саньке?

— Ты чего, Саньку не знаешь? — с упавшим сердцем спросил Костя.

Сержант засмеялся:

— Так они оба Саньки!

— Ну, вот обоим и передай, — сказал Костя с облегчением, и закрыл за собой дверь.

А получилось все просто. Едва Костя затерялся в толпе, один из милиционеров вытащил казенный ошейник с поводком, а второй — баллончик с перечной начинкой.

— Ну что, бродяжка, подставляй, что ли, шею…

Тарзан внезапно все понял. И молча попятился.

— Ты куда, собачка? — ласково спросил тот, что был с баллончиком. Он сделал шаг ближе.

Толпа мирно обтекала их, не останавливаясь, и только несколько пассажиров, ожидавших на остановке маршрутку, обернулись, наблюдая.

— Иди сюда, собачка, иди… Хочешь, косточку дам?

И он действительно вытащил другой рукой из кармана пластмассовую кость.

Тарзан мельком глянул на кость. Он сразу заподозрил подвох, потому, что настоящие кости из супа пахли, а эта была с каким-то странным запахом. Он зарычал низким, на нижнем пределе, голосом, и попятился еще дальше.

Внезапно милиционер, сюсюкавший и уговаривавший, прыгнул вперед, одновременно выпуская из баллончика струю перца. Но промахнулся: Тарзан отскочил в сторону, едва не сбив с ног какую-то женщину, и мгновенно затерялся в круговороте торопившихся людей.

— Стой, гаденыш! — крикнул не на шутку распалившийся милиционер.

Из толпы на него глянули неодобрительно.

Милиционер, встав на ступень стилобата, стал оглядывать толпу. Ему показалось — метнулось под ногами у прохожих что-то тёмное, — и он кинулся наперерез.

И опоздал. И снова стал озираться. И снова показалось: вот же он, чуть не ползком через кусты лезет, метит за железнодорожный вокзал. А там пути с товарняками, а за путями — опытный участок Ботанического сада, а попросту — густой многоярусный лес. «Уйдет!» — подумал милиционер, спрыгнул с парапета, обогнул пристанционные строения, и кинулся через пути.

Он заглядывал под вагоны, спрашивал у рабочих в желтых жилетах, — пёс как сквозь землю провалился.

Остановился на краю леса. Тропинка вела в глубину, в самую чащобу.

Милиционер постоял, отдуваясь и вытирая мокрое лицо.

Потом плюнул. Побрел обратно.

Второй милиционер ждал его на дебаркадере.

— Слышь, Санёк, плюнь ты на него, — сказал он. — Пусть чешет, куда хочет. Все равно далеко не убежит — или в лесу подохнет, или изловят. Чего нам тут пылить?.. Не открывать же было пальбу.

Санек вполголоса выматерился, спрятал кость и баллончик.

— Ладно, — сказал он. — Что далеко не убежит — это точно. Но, чувствую нутром, он опять сюда вернется. Походим, посмотрим…

Второй Санек развел руками и со вздохом поплелся следом за напарником.

А Тарзан в это время уже обежал здание автовокзала, и по аллейке чахлых кустарников помчался мимо автобусов, заборов, каких-то хибар, потом — пятиэтажек.