Рэмси вышел из шлюзовой камеры вслед за Гарсией, помог Спарроу снять с офицера-механика защитный костюм. Командир помог Гарсии подняться по трапу, стянул с него ласты. Чуть в стороне Рэмси стягивал с себя шлем.

— Устал, — произнес Гарсия. — Но я знал, что кто-нибудь приплывет за мной. Не могли же бросить меня на произвол судьбы, — он спустился с верхней площадки трапа и пошел вниз по ступенькам.

Рэмси стянул с себя костюм, положил оба костюма на место и тоже отправился вниз по ступенькам. Гарсия и Спарроу скрылись за дверью центрального поста. К тому времени, как туда зашел Рэмси, двигатели уже были запущены.

Боннетт стоял за штурвалом, такой одинокий в густой сети управляющих приборов, рычагов и шкал.

— Вставай за пульт и помоги мне найти то течение, — не поворачиваясь произнес он.

Рэмси встал на свое место, проверил показания наружных термометров. Внезапно его внимание привлек счетчик радиации.

— Кто отключил сигнал тревоги? — спросил он.

— Командир. Но он внимательно следил за показаниями.

— Мы попали в эту зону?

— Нет. Вы задраили люк прежде, чем показания счетчика поползли резко вверх.

Вздрогнув, Рэмси взглянул на шкалу: 42 000 миллирентген.

— Почти смертельный уровень. Интересно, а что было бы, если бы мы не шли в рассеивающем течении?

— Где это холодное течение? — спросил Боннетт.

Рэмси включил коротковолновый импульс, проверил обратный сигнал.

— Около двух градусов по правому борту.

— Черт, как здесь солоно, — сказал Боннетт.

— Все, попали, — заключил Рэмси. — Радиационный фон понизился.

Счетчик статического давления показывал 262 фунта на квадратный дюйм.

Палуба «Тарана» все еще кренилась.

— Мы внутри течения, — повторил Рэмси. — Давай выровняем судно.

— Баржа всплывает, — стиснув зубы, произнес Боннетт и, нажав кнопку нагрудного микрофона, произнес: — Командир, баржа всплывает.

— На какой мы глубине? — раздался голос Спарроу.

— Мы в термальном течении, глубина примерно 600 футов.

— Поворачивай на запад, курс 260 градусов.

— А если мы выйдем из течения?

— Увидишь, что не выйдем.

— Как Джо? — спросил Рэмси.

— В дырках от уколов, — ответил Спарроу.

Боннетт повернул штурвал, приподнял носовые горизонтальные рули, а потом опустил их, стабилизировав положение лодки. Палуба накренилась вперед примерно на три градуса.

— Лодке очень хочется обхитрить нас, — сказал Рэмси.

— Интересно, а почему эта чертова нефть не нормальное тяжелое вещество, например, как свинец? — поинтересовался Боннетт. Изменив положение кормовых рулей и подстроив носовые, он взглянул на гидродинамический лаг. — Из-за баржи наша скорость вдвое ниже, чем обычно.

Через люк в отсек центрального поста проскользнул Спарроу, проверил положение кормовых рулей, пробежался взглядом по приборам пульта управления.

Внезапно Рэмси понял, что одного беглого взгляда командиру хватило, чтобы ознакомиться со всеми составляющими жизни подводного судна.

«Он — часть этой машины», — подумал Рэмси.

— Баржа идет, заваливаясь на корму, — сказал Боннетт. — Мы потеряли носовой балласт. Единственное, что нам сейчас нужно, — это немного нерадиоактивного придонного ила для пополнения балласта.

Рэмси взглянул на экран ультразвукового монитора. Красная точка, указывающая их местоположение, мерцала к северу от зараженных рифов Шотландии, держа курс на Ньюфаундленд.

— Чуть правее нашего курса возвышается подводная гора с названием Ольга, — произнес он. — Вполне вероятно, что ее восточный склон омывают незараженные течения, и…

— Возможно, что они еще горячее, чем сердечник нашего замедлителя, — перебил его Спарроу. — Но это шанс: именно поэтому мы и изменили курс.

— Командир, наружный радиационный фон повысился на несколько делений шкалы. Течение уже диаметра лодки.

— Так держать, — приказал Спарроу. — Корпус баржи получил почти предельную дозу радиации. В любом случае придется выполнять дезинфекцию. Теперь у нас одна цель: доставить нефть домой в целости и сохранности.

— Но она будет радиоактивной, — заметил Боннетт.

— Она нужна далее такая, — напомнил ему Рэмси.

— Насущная проблема заключается в том, как собрать со дна балласт в ситуации, когда мы не можем лечь на дно. Думаю, придется пожертвовать одной из рыбок, — произнес Спарроу и повернулся к Рэмси.

— Джонни, ты чувствуешь в себе достаточно сил, чтобы подцепить кишку балластного насоса одной из наших рыбок типа Con-5 и опустить на дно?

Рэмси вспомнил учителя Рида на занятиях на торпедной базе в Бока Ратон. Похлопывая рукой по гладкой агатовой поверхности тонкой торпеды, он говорил: «Перед вами Con-5. Эти выпуклости на носу — не что иное, как радары и телевизионные камеры. Вы будто сидите на носу у этой крошки и ведете ее к цели». После этого он подвел слушателей к черному радиоприемнику с торчащим из него штырем антенны. «А вот и пульт управления. Посмотрите, что при помощи него можно делать. Именно этот не работает, так что вы можете на нем потренироваться».

— Ну так что? — спросил Спарроу.

— Как только такая куколка покидает своих подружек, ее боеголовка автоматически снимается с предохранителя. И если она хоть слегка заденет что-нибудь неподалеку от лодки, нам конец!

— То есть ты считаешь, что твои руки не смогут этого сделать?

— Я этого не говорил, — рассматривая руки, произнес Рэмси. Руки не дрожали и были готовы к действию. — Если это в принципе возможно, должно получиться и у меня.

— Здесь нужны молодые руки, — заметил Спарроу. — А мы с Лесом слегка подросли.

— Привет, дедушка, — поздоровался Боннетт.

— Я серьезно. Конец кишки балластного насоса высовывается примерно на один фут. Скорость движения Con-5 по меньшей мере пятнадцать узлов. Следовательно… — говорил Спарроу.

— Следовательно, я должен быть в порядке, — вмешался Рэмси.

— Надеюсь, что впервые за время похода это так, — заметил Боннетт.

Рэмси пожал плечами.

— В Бока Ратон полагали, что я хорошо работаю с Con-5…

— Бока Ратон? А что это за Бока Ратон? — поинтересовался Спарроу.

Рэмси понял, что допустил еще одну ошибку. Бока Ратон — это торпедная школа Службы безопасности.

— Разве это не школа Службы безопасности? — переспросил Боннетт.

— Я пропустил обычный курс по болезни, и меня послали туда, — объяснил Рэмси, моля Бога, чтобы его ложь выглядела правдоподобно.