Шелиш увел у последнего красавицу жену. За это, правда, давно не убивают, но чем черт не шутит. Надо еще раз заехать к Элле Максимовне расспросить о бывшем муже. На какие средства они жили, к примеру? На деньги фонда Станкевича? Но доходов у фонда кот наплакал, поскольку не ведется никакой коммерческой деятельности. Возникает вопрос в задачнике: кто его тогда субсидирует? Да столь хорошо, что команда Станкевича проводит крупные международные конференции, а сам председатель то и дело разъезжает по заграницам. И еще один вопрос: в чем не ладили два закадычных дружка Шелиш и Станкевич? Эту информация сообщил Летецкий, кого Турецкий успел еще раз допросить. Сплошные вопросы, в которых нужно разбираться и разбираться. Но в первую очередь надо потрясти Басова, Грязнов прав. И искать террористов Питера. Все это может иметь значение по делу о смерти Шелиша. Вот теперь Турецкий всерьез им займется.

Кромин уехал с работы в три часа дня, дома была одна теща, и он, наскоро перекусив, заварил себе крепкого кофе и закрылся в кабинете, набрасывая конспект выступления о программе своей деятельности на посту первого вице-премьера. Завтра в одиннадцать утра его вместе с премьером Беловым ждал президент, и за пятнадцать минут Кромин должен был высказать те идеи, которые помогли бы выбраться правительству из неплатежей и вывели бы страну на уровень процветания. Его козырная карта — программа деприватизации, которую они разработали вместе с Олегом и суть которой в общих чертах Президент уже одобрил. Собственно, Кромина и брали исключительно по этой причине: Президент в свой последний четырехлетний срок очень хотел сокрушить таким цивилизованным путем нарастающую на теле новой демократической власти мафию, за счет немыслимых богатств которой нищал простой народ. Поэтому Евгений Сергеевич и хотел обозначить реальные контуры будущей деприватизации и показать полученные уже в этом году выгоды. А они заключались в следующем: прекратить вывоз капиталов за границу, а значит, правительство должно во всех крупных акционированных предприятиях либо иметь контрольный пакет акций, либо право вето на подобные операции. Кромин с Шелишем предлагали как бы миттерановский вариант перераспределения средств и доходов в пользу государства. Тогда не будет головной боли с выплатой пенсий и зарплат госслужащим, шахтерам, рабочим оборонных отраслей. Реальные цифры у Кромина имелись, требовалось сжато, четко и лаконично рассказать об этом Президенту, произвести на него впечатление умного, энергичного и масштабно мыслящего стратега. Посему в речи никаких вводных предложений. Телеграфный, тезисный стиль изложения доклада с краткой расшифровкой наиболее сложных положений. Повтор только выигрышных моментов. Легкость, живость подачи, все бумаги должны лежать в стороне, все цифры держать в уме, использовать яркие примеры, метафоры, живой образный язык. Глупых улыбок не производить, но и мрачность лица не выказывать. Открытость. Умение маневрировать. И сразу же без натуги отвечать на любой вопрос. Прикинуть кандидатуру председателя Счетной палаты, об этом просил Белов, даже выдал свой список, подчеркнув тех, кого он будет поддерживать.

Премьер просил не волноваться. «Вопрос уже практически решен, — сказал он, — Президент вас знает, так что не волнуйтесь». Еще назначая Кромина в Счетную палату, первое лицо государства напутствовало его на решительную борьбу со всякого рода финансовыми нарушениями, и о первых докладах Евгения Сергеевича одобрительно отзывался Белов, а следом за ним и Президент, который конечно же знал о них от своих помощников.

— Авторитет и лицо у вас есть, поэтому речь пойдет только о программе, сроках ее реализации и конкретной отдаче. Вот три кита, об остальном не думайте, — напутствовал его Белов, когда они вместе возвращались с поминок. — Я думаю, мы с вами продолжим то, что начал Олег… Жалко, что так все случилось… — Он помолчал. — А Элла Максимовна где работала до замужества? — спросил неожиданно Белов.

— В одном экономическом журнале, она доктор наук, — ответил Кромин.

— Вы спросите у нее деликатно, если ей потребуется помощь в трудоустройстве, то мы поможем, — проговорил Белов.

— Хорошо…

— А со Станкевичем вы не общаетесь?..

— Нет. Я еще раньше с ним идейно разошелся, — усмехнулся Кромин.

— Мне Олег рассказывал об «Азотроне». Они ведь до сих пор не внесли ни копейки, а прибыль уже получают. Просто так, за красивые глаза! Ох и авантюрист Геннадий Генрихович! Светлая голова, и многое ведь мог сделать для России… — Премьер не договорил.

Кромин хотел поправить Белова, сказав, что Станкевич давно уже не авантюрист, а самый настоящий бандит с большой дороги, но воздержался. Все ж, когда-то они были друзьями, и сейчас хула могла прозвучать навязыванием своего мнения. Олег, царство ему небесное, правильно говорил: «Не надо разглагольствовать, кричать на всех углах, что Станкевич вор и мафиози! Надо бить фактами. Точными, сухими цифрами: сколько дал, сколько взял, куда дел, во что превратил и так далее. Против фактов никому еще отбиться не удавалось».

Олег по своей запальчивости даже считал Гену главным врагом России. Перебравшись на дачу, он позвонил Кромину и сказал: «Приезжай, я встречался со Станкевичем и такого тебе порасскажу, что у тебя волосы дыбом встанут!»

Волосы дыбом встали. Когда Кромин узнал о смерти друга. Теперь ему одному придется довести до конца то, что не сделал Олег. Это его долг.

А завтра надо все же постараться. Противники уже знают, что выбран Кромин, и Кречетов, мечтавший занять это место, активизирует свою патриотическую гвардию. И не только патриотическую. Гвардию Станкевича, к примеру. Шелиш предупреждал: если кого-то и стоит опасаться, то Геннадия. Бывшего друга. Вот уж никогда бы не подумал. Он темная личность, все это говорят. Суханов наверняка позвонит Президенту и попросит его переменить решение, обещая вечный мир и согласие в обществе. В Кузбассе опять зреет забастовка, и Суханов будет гарантировать, что, если поставят Кречетова, он ей не позволит начаться. Да мало ли какие у него найдутся козыри. И все может измениться в течение часа.

От этой мысли у Кромина пересохло во рту, он поднялся, налил себе немного джина, набросал много льда, добавил тоник. Это был любимый его напиток. В дверь скребся Чарли. Хозяин помедлил и впустил пса. Бело-коричневый, из породы биглей, Чарли прибежал к нему, положил голову на колено и с такой тоской посмотрел на него, что Кромин удивился.

— Что, Чарли? Чего ты затосковал?

Чарли прыгнул лапами к нему на грудь, лизнул в щеку. Хозяин потрепал пса за длинные уши.

— Извини, мне некогда, старина, завтра сам знаешь какой у меня день. Очень важный!

Кромин на кресле-вертушке повернулся к столу. Пятнадцать минут. Странно, что Президент ото всех требует укладываться в пятнадцать минут. Почему не в двадцать или двадцать пять? С дикцией у Кромина вроде бы все в порядке, с внешностью тоже. Он взглянул на себя в притененное стекло книжного шкафа: черные волосы, удлиненное лицо, прямой нос, большие глаза. В юности все прочили ему карьеру актера. Он действительно прошел три тура в Щепкинское, но сдавать общеобразовательные не стал, а отнес документы на экономический в МГУ. В группе в двадцать пять человек мальчиков было пятеро и двадцать девчонок. Половина сразу же влюбилась в него. Тут ему действительно повезло. И Элла на похоронах прижималась к нему бедром. А на поминках украдкой сжала его ногу. Элла ему нравилась. В ее глазах с поволокой не истаивала тонкая порочность. И это заводило его.