Однако те, кто находится на вершине авторитарной пирамиды, страдают от равного и противоположного бремени всезнания. От представителей класса господ требуется все то, что запрещается классу рабов: восприятие, анализ и активное участие в ощущаемой вселенной. Они должны стараться видеть, слышать, обонять, вкушать, осязать и принимать решения за все общество.

Но человеку с ружьем говорят лишь то, что, по общему мнению, не спровоцирует в нем желание нажать на курок. Поскольку вся власть и государство опираются на силу, класс господ с его бременем всезнания смотрит на класс рабов с его бременем незнания как разбойник с большой дороги на жертву. Общение возможно только между равными. Класс господ никогда не получает достаточно информации от класса рабов, чтобы узнать, что же действительно происходит в том мире, где происходит общественное производство. Более того, хотя с течением времени во вселенной все меняется, логограмма любого авторитарного общества всегда остается неизменной. Результатом чего может быть только прогрессирующая дезориентированность правителей. В итоге получаем катастрофу.

Шизофренией авторитаризма болеет и отдельный человек, и все общество.

Я называю это принципом ОНАБ.

Той осенью Хагбард обосновался в Риме. Он работал экскурсоводом, забавляясь вплетением в подлинную историю Древнего Рима цитат из фильмов Сесила Б. ДеМилля (ни один турист ни разу не поймал его на этой лжи). Кроме того, он тратил долгие часы на тщательное изучение опубликованных сообщений Интерпола. Его Wanderjahr[42]заканчивался; он готовился к действию. Не подверженный чувству вины и не склонный к мазохизму, Хагбард отказался от всех сбережений, чтобы доказать себе: он может осуществить задуманное, начиная с нуля. Когда наступила зима, его исследования завершились: интерполовская статистика преступлений обеспечила его перечнем тех товаров, которые либо из-за тарифов, удушающих конкуренцию, либо из-за законов «морали» могли стать основой успешной карьеры контрабандиста.

Через год два агента американской службы по борьбе с наркотиками, Келли и Эйхманн, арестовали Хагбарда в отеле «Кларидж» на Сорок четвертой улице Нью-Йорка.

– Не обижайся, – сказал Келли. – Мы просто выполняем приказ.

– Все нормально, – сказал Хагбард, – не чувствуйте за собой вины. Вот только что вы намерены делать с моими кошками?

Келли опустился на колени и задумчиво рассматривал котят, одному почесывая подбородочек, а второго поглаживая за ушком.

– Как их зовут? – спросил он.

– Мальчика Влагалищем, – отозвался Хагбард. – А девочку – Пенис.

– Мальчика зовут как! – переспросил, прищурившись Эйхманн.

– Мальчик – Влагалище, а девочка – Пенис, – невинно повторил Хагбард. – Тут метафизика. Для начала нужно задаться вопросом, что появилось на этой планете раньше: жизнь или смерть? Вы когда-нибудь думали над этим?

– Парень чокнутый, – сказал Келли Эйхманну.

– Нужно понять, – продолжал Хагбард, – что жизнь – это разрыв, а смерть – это соединение. Так понятнее?

(– Никогда не поймешь, говорит Хагбард всерьез или порет чушь, – произнес, как во сне, Джордж, и снова сделал затяжку.)

– Реинкарнация происходит вспять во времени, –продолжал Хагбард, пока наркоагенты выдвигали ящики и заглядывали под стулья. – Каждый следующий раз ты рождаешься во все более раннем историческом периоде. Муссолини переродился ведьмой в четырнадцатом веке, и из-за его плохой современной кармы инквизиторы теперь прессуют его по полной программе. Все люди, которые «помнят» прошлое, занимаются самообманом. Те же, кто действительно помнит прошлые инкарнации, помнят будущее и пишут научно-фантастические романы.

(Маленькая пожилая леди из Чикаго вошла в каюту Джорджа, держа в руках ящичек для пожертвований с надписью «Матери против фимоза». Он дал ей десять центов. Поблагодарив его, старушка ушла. Когда за ней закрылась дверь, Джордж задумался, была ли она галлюцинацией или же просто женщиной, провалившейся в щель искривленного пространства-времени на борт «Лейфа Эриксона».)

– А это что за хреновина? -спросил Эйхманн.

Он рылся в стенном шкафу Хагбарда и нашел там красно-бело-синие наклейки для бамперов. Верхняя половина каждой буквы была синей с белыми звездами, а нижняя представляла собой красно-белые полосы. Очень патриотично. И эти буковки складывались в лозунг:

ЛЕГАЛИЗУЕМ АБОРТЫ!

БЕРЕМЕННОСТЬ – ЭТО ЕВРЕЙСКИЙ ЗАГОВОР!

Хагбард распространял их в районах вроде манхэттенского Йорк-вилла или западных пригородов Чикаго, где все еще силен ирландско-католический фашизм в старомодном стиле Отца Кафлина и Джо Маккарти. Это было испытание логограммно-биограммной тактики «двойного зажима», на основе которой Дили-Лама впоследствии разработал Операцию «Мозготрах»[43].

– Патриотические наклейки, – пояснил Хагбард.

– Ну, выглядят-то они патриотично… – с сомнением признал Эйхман.

(– В каюту заходила маленькая женщина из Чикаго? – спросил Джордж.

– Нет, – ответил Гарри Койн, снова затягиваясь. – Здесь не было никакой женщины из Чикаго. Но зато я знаю, кто среди нас марсианин.)

– Ну а это что за хреновина? – спросил Келли.

Он нашел карточки размером с визитные, на которых было написано «КРАСНАЯ» зелеными буквами и «ЗЕЛЕНАЯ» красными буквами.

(– Когда ты все время там, на вершине, – спросил Джордж, – это ни биограмма, ни логограмма, верно? Что же это за хреновина, а?)

– Антиграмма, – по-прежнему услужливо объяснил Хагбард.

– Карточки – антиграмма? – повторил обалдевший Эйхманн.

– Возможно, мне придется взять вас под арест и препроводить в участок, – предупредил Хагбард. – Вы оба – очень нехорошие мальчики. Взлом и вторжение. Направили на меня пистолет – фактически это вооруженное нападение. Схватили мои наркотики – это грабеж. Налицо посягательство на частную жизнь. Очень, очень нехорошо.

– Вы не можете нас арестовать, – захныкал Эйхманн. – Это мы должны арестовать вас.

– Какая красная, а какая – зеленая? – спросил Хагбард. -Смотрите снова. – Они смотрели, и КРАСНАЯ теперь была по-настоящему красной, а ЗЕЛЕНАЯ по-настоящему зеленой. (На самом деле цвета менялись в зависимости от угла, под которым Хагбарддержал карту, но он не собирался раскрывать им свои секреты.) -А еще я могу поменять верх и низ, – добавил он. – Хуже того, я умею блокировать молнии на штанах. Ни один из вас не сможет сейчас расстегнуть ширинку. А мой коронный номер – это перенацеливание револьверов. Попробуйте в меня выстрелить – и пули выйдут сзади, так что можете попрощаться с правой рукой. Вот попробуйте и проверьте, блефую я или нет.