Через минуту Бэзил услышал в морозном воздухе свои отрывистые выкрики: «Тридцать два, шестьдесят пять, шестьдесят семь, двадцать два…»

Они были встречены волной смеха.

— Минуту! Где ты научился подавать такие сигналы? — спросил Карсон.

— У нас был тренер из Гарварда, сэр, а что?

— Оставь эти хотоновские штучки. Ты ребят до колик доведешь.

Через несколько минут им приказали надеть шлемы.

— Где же Уайт? — забеспокоился Карсон. — Хвосты сдает, да? Ладно, тогда ты, в черно-белом свитере, как твоя фамилия?

— Ли.

— Будешь подавать сигналы. Проверим, чего ты стоишь в деле. Вы, ребята, гарды[45]и таклы[46], вполне доросли до студенческого уровня. Держи их в полной готовности, как там тебя?..

— Ли.

Они выстроились; мяч был на двадцатиярдовой линии у первокурсников. Им разрешалось сделать неограниченное количество даунов[47], но, когда после нескольких розыгрышей они практически не сдвинулись с места, мяч передали первой команде.

«Ну, все! — подумал Бэзил, — конец мне».

Но через час, когда они вышли из автобуса, с ним опять заговорил Карсон:

— Ты сегодня взвешивался?

— Да, во мне сто пятьдесят восемь фунтов.

— Послушай моего совета: кончай играть, как школяр. Ты всего-навсего останавливаешь противников. А вот если будешь их валить, они быстро выдохнутся. Ногой бить умеешь?

— Нет, сэр.

— Очень плохо, что до сих пор не научился.

Через неделю имя Бэзила прозвучало в списке тех, кто едет в Андовер. Два квотербека, Данцингер и некий Эпплтон, похожий на жесткий резиновый мячик, оказались в первом составе, а Бэзил смотрел игру с боковой линии, но, когда в следующий вторник Дацингер на тренировке сломал руку, Бэзила вызвали в тренерский штаб.

Накануне игры с принстонскими первокурсниками кампус почти опустел: все студенты отправились в Принстон на межуниверситетскую встречу. Стояла глубокая осень с порывистым западным ветром, и, возвращаясь к себе после разбора предстоящего матча, Бэзил почувствовал, как его вихрем закружило знакомое желание славы. За Принстон в очковой зоне[48]играл Лемойн, и Минни вполне могла появиться на трибунах, но сейчас, когда он бежал по пружинистому газону перед Осборном, уворачиваясь от воображаемых таклов, ее присутствие было менее важно для него, чем игра. Как и большинство американцев, он часто упускал момент, когда можно сказать: «Для меня это великое уравнение, которым будет поверяться все остальное; это мое золотое время». В кои-то веки ему было достаточно того, что происходило сейчас. Он готовился провести два часа на том поле, где темп жизни будет задавать он сам.

День выдался ясным и прохладным; на трибунах в хаотичном порядке расположились группки бесстрастных зрителей, в основном из горожан. Первокурсники Принстона, в форме с диагональными полосами, выглядели мощными здоровяками, и Бэзил, выхватив глазами Лемойна, сдержанно отметил, что тот исключительно быстр, да к тому же гораздо крупнее, чем казался в повседневной одежде. Бэзил импульсивно повернулся к трибунам в поисках Минни, но безуспешно. В следующую минуту раздался свисток; сидя рядом с тренером, он всецело погрузился в игру.

Первый период разыгрывался между тридцатиярдовыми отметками. Основные принципы нападения Йеля казались Бэзилу слишком примитивными и менее действенными, чем отдельные части системы Хотона, о которых он узнал еще в школе, а тактика Принстона, которая как раз сейчас реализовывалась в длинной тени Сэма Уайта, строилась вокруг пантера[49]и надежды на перерыв. После первого периода команда Йеля вела в счете. В начале второго периода Принстон играл очень слабо, и Эпплтон провел дроп-кик[50]с отметки в тридцать ярдов.

После этого игра для него закончилась. При введении мяча в игру он получил травму и под аплодисменты болельщиков покинул поле.

Сердце Бэзила готово было выпрыгнуть из груди; он бросился на поле. Его не оставляло странное чувство, будто кто-то другой в его теле подает первые сигналы и проводит неудачную попытку по линии. Заставив себя осмотреть поле, он встретился взглядом с Лемойном, и тот ухмыльнулся. Бэзил попросил дать ему пас через линию, зарабатывая для себя еще семь ярдов. Он обошел такла, заработав еще три ярда, и затем выполнил первый даун. На отметке в сорок ярдов его извилины уверенно активизировались. Фулбэки Принстона начали реагировать на его короткие пасы, и продвижения проходили на четыре ярда, а не на два.

На сорока ярдах Принстона он замедлил темп, чтобы разбить схему расстановки соперников, и попытался атаковать зону Лемойна, но Лемойн прошел хавбека[51]и схватил Бэзила за ноги. Яростным усилием Бэзил сумел высвободиться, но слишком поздно: хавбек свалил его. Снова Лемойн ухмыльнулся, и Бэзил готов был его убить. Он снова запросил ту же зону и вместе с Каллумом, который владел мячом, они преодолели шесть метров Лемойна, до тридцати двух ярдов Принстона. Неужели он снизил темп? Нет, он снова бежал с бешеной скоростью! Команда запросила пас, но он услышал свой голос, который вновь потребовал той же зоны. Он бежал параллельно линии, видя препятствия и Лемойна; все его мышцы были напряжены. Вместо того чтобы вклиниться, Бэзил попытался вернуться в свою зону. Он угодил в ловушку, потеряв пятнадцать ярдов.

Через несколько минут мяч был у соперников, и он побежал в зону сейфти[52]. «Я бы уже сидел на скамейке, если бы у нас были запасные игроки», — думал Бэзил.