Сначала он подумал о Светке, но сразу понял – не она. Светка сейчас была ему противна. Затем он вспомнил о родителях, но прислушался к себе и осознал, что родители ему совершенно безразличны. Тогда кто?

Слава перебирал в памяти своих знакомых. Бывших одноклассников, приятелей, подружек… Нет, никого из них он не любил. С тех пор, как Слава пришел в Сатане, у него не осталось друзей… Или?.. Внезапно он почувствовал: вот оно! Нашел! Ликование охватило его!

– Я знаю, знаю! – закричал он.– Ты видишь?

«Да, придурок! – одобрительно проворчал дьявол.– Ты догадался. Ну? Что ты стоишь? Иди и сделай!»

– Я сейчас! – радостно крикнул ему Слава.– Я мигом!

Он бросился на кухню, схватил первый попавшийся нож и выбежал из квартиры, не выключив музыки, даже не заперев дверь… Он очень спешил, очень!

«Только бы она была дома»,– думал Слава, вихрем сбегая по лестнице.

Рука больше не болела. Слава чувствовал себя легко и свободно, и это было доказательством того, что он – прав. Сильно и уверенно он нажал на кнопку звонка. И конечно, она была дома. Конечно, она открыла ему. А как же иначе, если его направлял Сам!

– Ой! – вскрикнула она радостно.– Слава! А что у тебя с рукой? Ты что, руку сломал?

Желтые взлохмаченные волосы торчали во все стороны. Васильковые глаза глядели с испугом на гипс. Она даже не заметила ножа в левой руке Плятковского.

– Да заходи ты, чего стоишь? – Оксанка шагнула назад.

Короткое платьице, исцарапанные коленки, тонкая, как стебелек одуванчика, шейка. На миг Слава усомнился. Неужели от этого маленького существа зависит его будущее? Что она для Господина? Может, Слава ошибается?

«Нет,– прошептал дьявол.– Это она. Убей любовь. Убей эту девочку! Убей ее, а потом трахни! И ты станешь богом!»

И сомнения исчезли.

Слава шагнул вперед, схватил девочку больной рукой и занес нож.

Она еще не понимала.

– Слава! Ты что делаешь? Отпусти! – В васильковых глазах испуг и непонимание.– Отпусти! Тебе же больно!

Плятковский замешкался: выбирал, куда нанести удар…

Должно быть, у него в глазах появилось что-то такое… И Оксана поняла!

Пискнув, она рванулась, пальцы Славы соскользнули, зацепили тонкое платье, треснула ткань, нож мелькнул в воздухе… и воткнулся в стену.

Оксанка, оставив ему клок сарафана, бросилась в комнату.

– Стой! – взревел Слава.– Стой! Куда?

«Не уйдет! – шепнул дьявол.– Она твоя! Я отдал ее тебе!»

Слава влетел в комнату, увидел девочку, увидел, как мелькнули ее загорелые ноги, когда она вскочила на подоконник.

– Ах ты дрянь! – заорал он, услышал хруст росших под окном жасминных кустов, ринулся вперед, одним махом перелетел через окно и приземлился на траву.

Оксанка с визгом мчалась прочь – только пятки мелькали. Ничего не видя, кроме этих пяток и яркого пятна сарафана, Слава огромными прыжками несся за ней. Даже со сломанной ключицей он бегал намного быстрее…

– Стой! – закричал кто-то. Слава не услышал. Он уже почти догнал ее, споткнулся, потеряв несколько метров, наддал…

– Стой, сказано! – Кто-то схватил его за гипсовую повязку.

Слава, не глядя, пырнул ножом, почувствовал, как нож воткнулся во что-то упругое… В голове вспыхнуло, и мир угас.

– Ну ни хрена себе! – Омоновец яростно пнул бесчувственное тело.– Отморозок хренов!

Его напарник подобрал согнувшийся от удара нож.

– Говно сталюга,– сказал он со знанием дела.

– Говно-то говно, а без броника пропорол бы за милую душу! – резонно отметил первый.

Слава ничком лежал на земле. Из рассеченной головы сочилась кровь. Перепуганная десятилетняя девочка в разорванном платье дрожала и всхлипывала в объятьях незнакомой пожилой женщины. Вокруг постепенно собиралась толпа.

– Маньяк,– уверенно сказал кто-то.

– Давай, вызывай наряд,– сказал первый омоновец, недовольно оглядевшись. Не будь вокруг народа, он бы вломил этому психу так, что мало не показалось бы. Едва на пику не посадил, козел! Ладно, еще успеется.

– Эй, погодите! – пропыхтела, выбираясь вперед, старуха с накрашенными губами.– Товарищ милиционер! Я его знаю! Я Караскина Глафира Захаровна. Мне ваш офицер еще задание дал – за ним следить! Он на наркомафию работает!

– Кто? Офицер? – равнодушно спросил омоновец. После трех лет службы он уже ничему не удивлялся.

– Почему офицер? – удивилась старуха.– Этот! Плятковский! А офицер мне номер оставил. Звонить.– Старуха показала клочок бумаги.

Второй омоновец поглядел.

– А, наш номер! – проговорил он.– Точно наш. А этот – вроде прокурорский… Слышь, Клим, а мы с тобой, выходит, жирную птичку словили. Может, позвонить?

– Ловят триппер,– буркнул Клим.– Я этой птичке крылышки-то пообломаю,– пообещал он вполголоса.– Дай только в машину закинуть…

Логутенков узнал о задержании Плятковского только через шесть часов. А сам Плятковский, доставленный в отделение в бессознательном состоянии после оказания ему первой помощи в дежурной больнице, четыре часа провалялся на полу в «обезьяннике», ожидая, пока за ним приедут из следственного изолятора. Однако прибывшая за Плятковским машина отвезла его не в изолятор, а в специальную «нервную» клинику на Васильевском острове. На психиатрическое освидетельствование. Озадаченный Логутенков узнал, кто выписал направление на психиатрическую экспертизу, позвонил коллеге домой и поинтересовался: какого дьявола тот лезет в чужое дело?

– Твое, что ли? – удивился коллега.– А я откуда знал? Между прочим, меня твой друг попросил, Величко.

Величко, заместитель районного прокурора, действительно был другом Логутенкова. Но связаться с ним Логутенкову не удалось. Величко уехал на выходные из города, причем отключил мобильный телефон. Была у него такая привычка.

Логутенков не успокоился и позвонил в клинику, где ему сообщили, что побеседовать с больным Плятковским следователю нельзя, так как последний в очень тяжелом состоянии.

– Мальчик сильно избит! – довольно агрессивно заявил дежурный врач.– Ваша работа?

Логутенков бросил трубку.

В происходящем без труда прослеживалось вмешательство чьей-то волосатой лапы. И как назло – вечер пятницы. Озадачить Онищенко? Черт! Онищенко же отстранен от работы! Подумав, Логутенков сделал единственное, что мог сделать: позвонил «убойщику» Филькину. И с удивлением узнал, что старший лейтенант находится в реанимационном отделении госпиталя ГУВД на Северном проспекте, и состояние больного оценивается как крайне тяжелое.

Кассета кончилась, и сразу же, неожиданно, вспыхнул свет. Юра вздрогнул.