Через пару недель я позвонил им домой.

– Прости, что мы тогда не остановились. Мы опаздывали.

– Я думал, ты переехала в Оклахому.

– Мы там побывали. Мы везде побывали. Десять тысяч миль. У прокатной конторы случился сердечный приступ.

– Они твой фургон потом на запчасти продали?

– Все вышло не так, как я рассчитывала.

– С фургоном?

– Нет… с нашим расставанием. Знаешь, весь этот брел про то, что любовь крепнет в разлуке?

– А. Прости. Что случилось?

– Долго рассказывать. Будут еще проблемы. Просто хочу, чтобы ты знал: я о тебе не забыла.

– Просто не хотела встречаться?

– Вроде того, я еще позвоню, но сейчас мне надо во всем самой разобраться. Все так… печально.

– Как годы работы псу под хвост.

– Двенадцать лет и двое детей.

Я пытался это сравнивать с тем, что случилось между мной и Нэнси. Но Никки была знакома со своим мужем втрое дольше, у них был общий дом, альбомы с фотографиями, видеозаписи рождения и крещения детей, они вместе справляли праздники и дни рождения, ездили в отпуск, у них были свои традиции. Я и представить не мог, как она сможет через это пройти.

– Скажи, если нужна будет какая-то помощь, – только и смог выдавить я.

– Обязательно. Спасибо, и еще раз извини, что проехала мимо.

– Я был невидимкой. В последнее время такое со мной бывает.

– Я видела вас обоих. Вы не были невидимками.

– Это все Лу, его пропустить невозможно.

– Он на Уоррена Битти похож.

– Так многие говорят.

– Я правда собиралась как-нибудь позвонить.

– Если я смогу чем-то помочь – обращайся. Только не проси сидеть с детьми: я их уложу в собачью клетку.

– Я так и подумала.

– Рад, что ты вернулась.

– А мне жаль, что я больше не в пути. Ночевать на парковках, любоваться закатом над Большим каньоном, гулять по берегу Миссисиппи в тучах москитов – это было замечательно. Так… невинно.

– Рад, что ты здесь.

– Я позвоню.

Ей предстояли нелегкие времена. Какое-то время мы не общались. Люди способны на многое. Нам всегда кажется, что мы недостаточно сильные, но на самом деле мы сильнее, чем думаем. Просто до последнего никто из нас не знает, на что он в действительности способен.

– Кто-то любит Стива, – пропела Трэйси, тыкая в меня пальцем. – Да-да-да.

– Тихо, – взмолился я сонно. Этой ночью мне удалось поспать всего четыре часа. Я работал над тремя книгами одновременно, и к двум часам ночи все они смешались в голове в причудливую вязь. Там были абиссинские кошки, которые пасли овец, спаниели, карабкавшиеся по шторам, и пятнистые доги, караулившие воробьев у кормушки.

– Тебе кто-то прислал цветы. Они в приемной, на стойке. У Стиви завелась подружка.

– Неправда! – Я надулся, как мальчишка.

– Какой скандал, – прокомментировала Джулия, поедая что-то травянистое и уксусное из пластиковой мисочки.

– Съела бы нормальной еды для разнообразия.

В офисе стоял букет вызывающе ярких цветов. Я сразу догадался, от кого они, но все равно вскрыл карточку и обнаружил там послание, написанное почерком Никки, таким же красочным, как эти маргаритки, астры и хризантемы в вазе.

– Когда их доставили? – спросил я Линду, нашу секретаршу, которая была сестрой Нэнси Баер.

– Пару минут назад. Она к тебе неровно дышит!

– Невысокая, подвижная, с длинными волосами?

– Точно.

– Тогда это просто в знак благодарности, ничего больше.

– Ха-ха!

– И за что она тебя благодарит, Стиви? – заинтересовалась Трейси, заходя в офис с тощим черным лабрадором.

– За то, что я тебя не выпорол поводком, – парировал я, ущипнув ее за нос. Нервный лабрадор понюхал мои брюки и завилял хвостом.

– Завел подружку, – ничуть не смущенная, лукаво повторила она и ткнула пальцем мне пол ребра.

И конечно, в итоге, она как всегда оказалась права.

Очень удобно иметь собаку, бассейн, джакузи и бильярд неподалеку от дома, когда приходится занимать двух сверхподвижных мальчишек, заявляющихся в гости вместе с недавно разведенной матерью.

Сыновья Никки были похожи на терьеров, особенно шестилетний Джек. Зак, которому уже исполнилось девять, был чуть посерьезнее, но и он был не прочь побегать, когда брат его заводил. Эти двое привнесли в жизнь Лу то, чего у него никогда раньше не было: неуемное мальчишество.

В свои шесть лет (по возрасту они были почти ровней с Джеком) Лу был взрослым кобелем, преисполненным достоинства. Он любил детей, но никогда не имел доступа в их мир на постоянной основе, пока двое братьев не ворвались в его мир сами.

Зака Лу воспринимал скорее как юного лабрадора, вечно пытающегося догнать ускользающий мяч, а Джека – как джек-рассел терьера с шилом в попе, готового гонять до полного изнеможения и засыпать потом мгновенно и глубоко, где придется, чтобы вновь подзарядить энергией истощенные батарейки. Это было настоящее детство во всей его прелести и красе.

Когда я был мальчишкой, мне не дали завести щенка, зато теперь у Лу их появилось двое.

Лу словно бы помолодел. С его богатым жизненным опытом нечего удивляться, что к этому возрасту он выглядел невозмутимым и благородным псом. Трудно сохранять юношескую невинность, когда тебе в морду смотрит револьвер грабителя, когда тебе доводилось задерживать насильника и обучать сотни агрессивных собак.

Зак и Джек вернули Лу незамутненную радость жизни. Он научился играть ради удовольствия от игры. Помимо того, что он всегда имел в жизни цель, я думаю, именно это помогло ему прожить так долго. Настоящая магия, я считаю.

У Никки была собака по кличке Шайенн, помесь овчарки с лабрадором и лесной феей. Истинная леди, нежная, как патока, но с характером. Тощая голенастая блондинка, Шай была ростом с Лу, но вдвое тоньше. Ей была свойственна застенчивость, которую мой пес находил неотразимой.

Всю свою жизнь она жила в одиночестве на заднем дворе, и когда к ней в гости стал захаживать черно-подпалый голливудский красавец, поначалу бедняжка не знала, что и подумать. Но он стал ей хорошим другом, и Шай была счастлива.

Она могла бы стать для Лу отличной женой. У них были бы красивые и умненькие щенки. Ее скромность уравновешивалась его отвагой, а его сила – ее стильностью. Увы, но создать свою семью Лу так и не довелось.

Но мы были с ним одной семьей, и он любил меня. Я видел это по тому, как он улыбался, глядя на меня, когда думал, что я не вижу. Я замечал в отражениях, как он взирает на меня, точно на святого (эх, если бы он знал!). Он любил подойти, сесть рядом, положить лапу мне на бедро, когда я грустил или проливал слезы. В день девятого сентября Лу не отходил от меня ни на шаг весь день.