революционерам, да ещё вооруженным? Разве что полиции, но от полиции засов не спасёт.

Но ломиться, причинять ущерб домовладельцу я не стал, да мне это и не к лицу. И Мустафе не к лицу. Я постучал: два раза, пауза, три раза, пауза, один раз. Ничего этот стук, конечно, не означал, кроме того, что казался условным.

— Кто? — не спешили открывать дверь нахалы.

— Барон Магель. Принес деньги для вашей партии, — ответил я.

За дверью пошептались. Из окошка на уровне щиколоток попытались разглядеть меня, но — темно и низко.

Наконец, решились.

И я вошел. Вошел и достал свой командирский «наган». А вслед за мной ворвался Мустафа с кривым турецким кинжалом. Рад.

— Спокойно, господа, спокойно, — сказал я, заметив, что нахалы переглянулись. — Не бойтесь, никто вас убивать не будет.

— Мы и не боимся, — ответил главный нахал. — Нас ножичками не напугаешь.

— Конечно, конечно. Вы сами кого хочешь напугаете. Бомбами, — я сел за стол, на котором стояла едва початая бутылка водки, три стакана и больше ничего.

— А хоть и бомбами. Чем бомбы хуже виселиц?

— Неизбирательностью. Вы грозите взорвать «Пегас-Иллюзию» вместе со зрителями. Ладно, я вам не глянулся, а зрители-то причем?

— А при всём! Мы приближаем рождение нового мира, а при родах кровь — самое обычное дело.

— Вы, молодой человек, учились на медицинском факультете?

— Учился, — согласился нахал.

— И вот так запросто готовы проливать кровь?

— Не я сказал: дело прочно, когда под ним струится кровь, — с вызовом сказал недоучившийся медик.

— Не вы, не вы. Я, кстати, знавал господина Некрасова. Между нами, вредный был старик. Но деньгу зашибать умел, не отнять. Вот и вы бы с него пример брали, что ли — журналы да книги издавали, ну, или хоть в карты бы наловчились.

— Ничего, мы и так…

— А зачем вам деньги? Нет, в самом деле, зачем? На закуску не хватает? Так я вам скажу, что пить перед делом никуда не годится. И дело завалишь, и сам пропадёшь. Кто вас только учит…

— Мы не пьём, — но было видно, что нахал смутился. — Это просто символ. Для достоверности.

— Ну да, ну да. Последняя вечерня. Понимаю. Так зачем вам деньги, если не пьете?

— На дело революции — не выдержал один из нахалов-молчунов.

— А революция зачем?

— Свергнуть власть царя! Освободить народ!

— Ну хорошо, свергните, а кто же управлять страной будет?

— А сам народ и будет!

— Вы думаете?

— Мы знаем! Это Карл Маркс предсказал!

— Ах, Карл Маркс! Призрак бродит… Ладно, что мне с вами делать прикажете?

— Хозяин, давай, я их зарежу! — вызвался Мустафа.

— Ты, Мустафа, вчера курицу резать не стал, пожалел.

— Зачем говоришь, хозяин? Курица полезный зверь, никому вреда не делает, яйца несёт, пусть живёт, сама радуется, нас радует. А эти бомбы взрывать хотят в синематеатре! Их зарезать — семь грехов с души снять!

— Не будем мы их резать, — твердо сказал я. — Но и отпускать вас нельзя. Где ваши револьверы?

Нахалы молчали, но по взглядам было ясно — в тумбочке они. Мустафа проверил — точно, в тумбочке. И бомба в тумбочке тоже. Настоящая, снаряженная.

— Пусть лежит. И револьверы верни, нам этот хлам ни к чему.

— Почему же хлам, — обиделся главный нахал.

— Потому что ржавые они у вас. На базаре покупали? Если больше трех рублей за каждый заплатили, то прогадали. Ладно, не моё дело.

— Ну, так что с нами-то делать будете?

— Вы мечтаете о времени, когда не будет царя?

— Не мечтаем, а готовы умереть за это!

— Умирать пока не нужно. Но каждому воздастся по его вере. Отправлю-ка я вас в царство свободы! Этак лет на тридцать вперед. Туда, где нет царя. Идем, Мустафа.

И мы ушли.

А нахалы…

Нахалы отправились на соседнюю веточку баньяна. Все трое. Магия!

…………..

Игнат проснулся. Судя по свету, позднее утро. Голова болит.

Тут он вспомнил вчерашнее. Может, этот барон меня оглушил?

Он осторожно ощупал голову. Шишки нет. Пальцы чистые, без крови. Значит, по голове не били. Похоже, вовсе не били. Тогда что с ним случилось? От напряжения уснул? Вот так, в одежде?

Он сунулся в тумбочку. Револьверы на месте, бомба тоже. Вдруг они просто приснились, барон и его бешеный слуга?

— Ох! — это Борис. — Что-то я того… Выключился. Может, от водки?

Они посмотрели на бутылку, полную на три четверти. С чего выключаться-то?

— Ты что от вчерашнего помнишь?

— Как пришел этот… в чёрном пальто. С револьвером наперевес. И с ним турок, с кинжалом, резать нас хотел.

Значит, не сон. Не может один сон обоим присниться.

Тут и Семён очухался, и тоже турка поминать стал.

— Может, водка с душком? Отравленная? Такой водки и глотка хватит, — предположил Борис. — Мы ж её у бабы купили, не в лавке.

— Может.

— И очень может, — поддакнул Семен. Ну да, тогда понятно, почему они так бездарно впустили барона. Отравленные были. А то б…

— Есть хочется, — сказал Борис.

Посчитали деньги. Три рубля на троих. Деньги нужны, срочно, а где взять? С бароном, похоже, не вышло совсем. Им еще доктора назвали, как возможную цель. Богатый доктор, свои лошади, свой дом. Но как-то… Он же с бароном дружит, говорят. Может, просто попросить? Рублей сто? Или хотя бы десять? Он вроде добрый, доктор этот.

Через десять минут они уже шли по улице.

Как-то она, улица, за ночь поветшала. Мусора много, краски поблекли, штукатурка посыпалась. И прохожие какие-то пуганые, одеты поганенько, хуже студентов. И всё больше худые. Хотя, конечно, пост. Вот разговеются, тогда…

— Смотри, Игнат!

Семен показал на афишную тумбу. Вчера её, кажется, не было.

Подошли.

1935

Газета. «Правда». Что за газета?

— Ты число смотри, число!

Первое января 1935 года, вторник. Цена 10 коп. Орган Центрального Комитета и МК ВКБ(б). Передовица: «Ударникам и ударницам великой страны Советов, передовикам овладения техникой — большевистский привет!

И два человека нарисованы — один, китайского вида, с протянутой левой рукой, другой, тоже явно нерусский, усатый. «Героика гражданской войны», «Героика социалистических будней», и еще много чего. Написано неграмотно, многие буквы отсутствовали, но дело не в этом. Тридцать пятый год?

— Шуткуют господа. Развлекаются, — сказал Семен. — Отпечатали для смеха номер в типографии, расклеили. Денег деть некуда, вот и бесятся.

Может, и шуткуют. Но — гражданская война? Но — социалистическое строительство? Но — большевистский привет? За такие шуточки мигом загремишь. А газета, судя по всему, висит не один день.

— Сударыня, — обратился он к женщине средних лет, шедшей вдоль обшарпанного забора. — Сударыня, какое сегодня число?

— Пятое, —