— Да?

Кайл встал и направился в главный офис к кофеварке. На этот раз “призрак” последовал за ним и остановился за его спиной. Обернувшись, Кайл увидел, что сквозь его странного посетителя прекрасно видна мебель, стоявшая в офисе. Он был прозрачнее пергамента, прозрачнее мыльного пузыря. Отхлебнув кофе, Кайл направился обратно в кабинет Гормли, старательно обогнув гостя.

— Да, — продолжал призрак, возвратившись на прежнее место. — Думаю, что нам удастся обратить мнение руководителей в вашу пользу.

— Нам? — переспросил Кайл. Призрак слегка пожал плечами.

— Посмотрим. Так или иначе, прежде чем вновь вернуться к рассказу о Драгошани, я хочу сказать еще несколько слов о Гарри Кифе. Извините, что мне приходится таким образом перескакивать с предмета на предмет, но я хочу, чтобы у вас сложилась как можно более полная картина событий.

— Рассказывайте все, что сочтете нужным.

— Вы готовы?

— Да, — Кайл снова взял в руки карандаш. — Только вот...

— Что?

— Я хотел сказать, что меня очень интересует, откуда у вас эти сведения и какое отношение они к вам имеют.

— Ко мне? — брови “призрака” приподнялись. — Я думаю, что был бы разочарован, если бы вы не спросили меня об этом. Но все-таки вы задали этот вопрос, и я вам отвечу: если все пойдет так, как я рассчитываю, то я, надеюсь, буду вашим шефом.

Дернувшись лицом, Кайл криво усмехнулся:

— Призрак?.. Мой будущий шеф?

— Я думал, мы уже объяснились по этому поводу, — ответил гость. — Я не призрак и никогда им не был. Хотя, признаю, что был очень близок к тому. Но к этому мы еще придем.

Кайл кивнул.

— Мы можем теперь продолжить? В ответ Кайл кивнул снова.

Гарри Киф унесся далеко-далеко. Его мысли витали в облаках, которые подобно хлопьям ваты, плыли высоко в голубом летнем небе. Он лежал, закинув руки за голову, зажав в зубах кончик травинки. С того момента, когда они занялись любовью, он не произнес ни слова. На отмели, взметая белые брызги, кричали чайки, ныряя за рыбой, и легкий бриз, ласково шевелящий траву среди дюн, доносил с моря печальные птичьи крики.

Рука Бренды гладила его тело, ласкала, но она им уже не владела. Возможно, пройдет немного времени, и он" вновь захочет ее, но даже если и нет, это не имеет никакого значения. Она любила его таким, каким он был в этот момент — спокойным, тихим, полусонным, лишенным всяких странностей. Да, он и в самом деле был очень странным, но это являлось неотъемлемой частью его обаяния и одной из причин ее любви к нему. Иногда ей казалось, что и он тоже любит ее. Однако, когда речь идет о Гарри, сказать что-то определенное трудно. Чаще всего Гарри было очень сложно понять.

— Гарри, о чем ты думаешь? — спросила она, слегка пощекотав его ребра.

— М-м-м? — травинка едва дернулась у него во рту. Она понимала, дело не в том, что он не обращает на нее внимания, — просто он сейчас где-то очень далеко. Его не было здесь — он находился совсем в другом месте. Время от времени она пыталась хоть что-нибудь узнать об этом месте, о тайном убежище Гарри, но он хранил молчание.

Она села, застегнула блузку и, одернув юбку, стряхнула песок со складок.

— Гарри, тебе следует подняться и привести себя в порядок. На берегу какие-то люди. Если они пойдут в нашу сторону, то непременно увидят нас.

— М-м-м... — снова промычал он в ответ.

Она сделала все за него, затем наклонилась и поцеловала его в лоб. Подергав его за ухо, Бренда спросила:

— О чем ты думаешь? Где ты все время витаешь, Гарри?

— Тебе не следует это знать, — ответил он. — Это не слишком приятное место. Я к нему уже привык, но тебе оно вряд ли понравится.

— Мне понравится, если там будешь ты, — ответила Бренда.

Повернувшись к ней лицом, он окинул ее взглядом и нахмурился. Иногда он выглядит чересчур суровым, подумала она. Гарри покачал головой:

— Нет, тебе не понравится, если ты там меня увидишь. Ты возненавидишь это место.

— Нет, если я там буду с тобой.

— Это не то место, где ты можешь быть с кем-нибудь, — ответил он, и в этом он был как никогда близок к истине. — Это место, где человек пребывает в полном одиночестве.

Но ей этого было мало.

— Гарри, я...

— Так или иначе, сейчас мы здесь, — оборвал он ее, — и нигде больше. Мы здесь, и мы только что занимались любовью.

Понимая, что если она будет настаивать, то Гарри просто уйдет, Бренда переменила тему:

— Ты занимался со мной любовью восемьсот одиннадцать раз.

— Я привык делать это, — ответил он. Бренда замерла. После минутного размышления она спросила:

— Делать что?

— Считать. Все. Например, кафельные плитки на стене туалета, пока сижу там.

Бренда обиженно вздохнула:

— Гарри, я ведь говорю о том, что мы любили друг друга. Иногда мне кажется, что в тебе нет ни капли романтики.

— В данный момент нет, — согласился он. — Ты забрала ее всю!

Это уже лучше. Приступ меланхолии прошел. Именно так Бренда определяла его состояние в те минуты, когда он был рассеян, выглядел очень странно, — “приступ меланхолии”. Она была рада его шутке и в ответ игриво сморщила носик.

— Восемьсот одиннадцать раз, — повторила она. — Всего за три года! Это очень много. Ты хоть знаешь, сколько мы вместе?

— С тех самых пор как были еще детьми, — ответил он.

Его глаза снова обратились к небу, и Бренда поняла, что его мало интересуют ее слова. Где-то на периферии его сознания маячило нечто, занимавшее все его мысли. В этом она была уверена, потому что уже успела изучить Гарри достаточно хорошо. Возможно, настанет день — и она наконец узнает, что же это на самом деле. А сейчас ей было известно только, что “это” приходило и уходило и что в данный момент его приступ меланхолии продолжался.

— Но все-таки сколько? — продолжала настаивать Бренда, нежно взяв его за подбородок и поворачивая лицом к себе.

Он непонимающе уставился на нее, затем его глаза приняли осмысленное выражение.

— Сколько? Думаю, четыре или пять лет.

— Шесть, — сказала она. — Мне тогда было одиннадцать, а тебе двенадцать. Когда мне стукнуло двенадцать, ты пригласил меня в кино и держал там за руку.

— Ну вот видишь, а ты обвиняешь меня в отсутствии романтики! — сделав над собой усилие, он попытался вернуться на землю.

— Вот как? Но могу поклясться, что ты не помнишь, какой фильм мы смотрели. Это был “Психо”. Не знаю, кто из нас был тогда больше испуган.

— Я, — усмехнулся Гарри.