Аксельсон был не только королем Счастливого Случая, но и нашим вечным учителем. Поэтому Майки спросил, что, по его мнению, нам следует сделать. «Я думаю, нужно убить их, потому что отпустить их мы не можем», – ответил он ясной и простой логикой врожденного интеллекта.

– Как думаешь, Дэнни?

– На самом деле понятия не имею, что делать, – сказал он. – Хотите, чтобы я их убил, – я убью, только скажите. Я здесь просто выполняю работу.

– Маркус?

– Ну, до сих пор я считал, что убить их – наш единственный вариант. Хочу услышать, что ты думаешь, Мерф.

Майки подошел к вопросу более чутко.

– Слушай, Маркус. Если мы их убьем, кто-нибудь найдет их тела, и найдет достаточно быстро. Прежде всего эти сраные козы будут тут бродить. А когда эти ребята не явятся домой на ужин, их друзья и родственники тут же отправятся на поиски, особенно этого подростка. Главная проблема – опять же козы. Их мы никуда не денем, так что именно здесь люди и будут искать. Когда они найдут тела, лидеры «Талибана» будут соловьем заливаться во всех афганских СМИ. В Америке журналисты ухватятся за это и напишут кучу гадостей о зверствах армии США. И очень скоро нас осудят за убийство. Убийство ни в чем неповинных афганских фермеров.

Признаюсь, я не думал об этом с такой позиции. Но в словах Майки была жестокая реальность. Боялся ли я этих ребят? Нет. Боялся ли я их вероятных приятелей-талибов? Нет. Боялся ли я либеральных СМИ у себя дома, в США? Да. И я тут же осознал реальную перспективу провести много лет в гражданской тюрьме США бок о бок с убийцами и насильниками.

И все же глубоко в моей душе высококлассный боец войск специального назначения США знал, что отпустить этих козьих пастухов было сумасшествием. Я пытался представить, что бы сделали великие полководцы прошлого. Наполеон, Джордж Паттон, Омар Брэдли, Дуглас Макартур? Приняли бы они хладнокровное решение казнить этих парней, потому что они представляли явную и существующую угрозу их людям?

Если афганцы доложат о нас талибам, нас всех могут убить прямо здесь, на этом скалистом, пышущем жаром выступе, в тысячах километров от дома, в миллионах световых лет от какой-либо помощи. Потенциальная сила нашего врага была слишком велика. Отпустить этих ребят было бы примером военного самоубийства.

Все, что мы знали – у Шармака было от 80 до 200 вооруженных людей. Я помню, как посчитал среднее число – 140 и спросил себя, насколько мне нравится соотношение 140 к четырем. Это 35 к одному. Не так уж много. Я посмотрел на Майки и сказал ему: «Мерф, нам нужен чей-нибудь совет». Мы оба повернулись к Дэнни, который уже включил систему коммуникации и отчаянно пытался соединиться со штабом. Мы видели, как он все сильнее расстраивается – как и все операторы, когда они не могут установить связь. Он продолжал попытки, и мы быстро пришли к заключению, что радио, как и мы, было в полной жопе.

«У этой штуки что, батарейки сели?» – спросил я его. «Нет. Радио в порядке, они просто, заразы, мне не отвечают».

Минуты текли одна за другой. Пастухи сидели смирно, Акс и Мерфи стояли рядом, направив автоматы прямо на них, а Дэнни, похоже, уже собирался выбрасывать всю коммуникационную систему с чертовой скалы.

«Они не отвечают, – прорычал он сквозь зубы. – Я не знаю почему. Будто в штабе никого нет».

«Но кто-то же должен быть», – сказал Мерф, и я услышал нотки волнения в его голосе.

«Однако никого нет», – сказал Дэнни.

«Закон подлости просто. Интересно, какую это подлость мы натворили?» – я попытался пошутить.

Но никто не засмеялся. Даже я. И внезапно к нам пришло жестокое осознание: мы были сами по себе и должны были принять собственное решение.

Майк Мерфи тихо сказал: «У нас есть три варианта. Стрелять в этих парней нельзя из-за шума. Итак, первое – мы можем просто тихо их убить и скинуть тела с обрыва. Здесь, вероятно, около трехсот метров. Второе – мы убиваем их прямо здесь и как можно тщательнее прячем тела под камнями и закидываем землей. В этом случае мы выбираемся отсюда и ничего никому не говорим. Даже когда всплывет история об убитых афганских пастухах, даже когда в американских газетах появится заголовок «Офицеры SEAL под подозрением». И третий вариант – мы их отпускаем и все равно стараемся выбраться отсюда поскорее, на тот случай, если «Талибан» придет нас искать».

Он замолчал и посмотрел на нас. Я помню все так ясно, словно это было вчера. Акс сказал жестко: «Мы не убийцы. Неважно, что мы сделаем. Мы на военной службе глубоко в тылу врага, прислали нас сюда американские главнокомандующие. У нас есть право делать все, что в наших силах, чтобы спасти собственные жизни. Военное решение очевидно. Отпустить их будет неправильным».

Если придется голосовать – а все к этому шло, – Акс будет рекомендовать казнь троих афганцев. И в душе я знал, что он прав. Ни при каких обстоятельствах нельзя было их отпускать. Но моя проблема в том, что у меня есть и другая сторона сущности. Моя христианская душа. И она начала вылезать наружу. Что-то на задворках моего сознания продолжало шептать мне, что неправильно хладнокровно убивать невооруженных людей. Мне была противна сама идея убийства, как и то, что нам надо будет заметать следы и прятаться по кустам, словно преступникам, и все отрицать.

Честно говоря, мне было бы проще поставить их на ноги, дать оружие и застрелить их, глядя в глаза. А потом просто оставить тела на месте. Так они будут просто тремя парнями, которые оказались не в то время не в том месте. Просто невинные жертвы войны. Но нам необходимо будет защищать себя, когда наши собственные СМИ и политики США, наши же люди, попытаются повесить на нас обвинения в убийстве.

Никому из нас не нравился вариант с обманом. Я это чувствовал. Думаю, все четверо из нас были христианами, и если бы мы мыслили как обычные законопослушные граждане Соединенных Штатов, то посчитали бы очень сложным исполнение обязательного в данной ситуации военного решения. Важнейшего решения, которое принял бы любой великий командир: эти ребята не могут уйти отсюда живыми. Возможные последствия были недопустимы. С военной точки зрения. Лейтенант Мерфи произнес:

– Акс?

– Без вариантов, – мы все знали, что он имеет в виду.

– Дэнни?

– Как и раньше, мне все равно, что вы решите. Просто скажите, что делать.

– Маркус?

– Не знаю, Майки.

– Ну так давайте я еще раз объясню. Если мы убьем этих ребят, то мы должны честно рассказать о том, что сделали. Доложить обо всем. Мы не сможем врать по этому поводу. Скажу еще раз, чтобы вы все понимали: их тела будут найдены, и «Талибан» использует это по максимуму. Эта история попадет в газеты, и либеральные журналисты в США атакуют нас беспощадно. Мы почти точно будем осуждены за убийство. Я не знаю, ребята, что вы думаете об этом… Маркус, я сделаю то, что скажешь ты. Говори.

Какое-то время я стоял молча. Еще раз я взглянул на угрюмых афганских фермеров. Ни один из них не пытался ничего нам сказать. От них и не требовалось этого. Их нахмуренные взгляды и без того многое выражали. У нас не было веревки, так что связать их, чтобы предоставить себе больше времени на поиски новой позиции, не представлялось возможным.