– Нет, скорее даже наоборот. Им будет стыдно.

– Так в чем же дело, во имя задницы?

Он улыбнулся – на секунду, – но его лицо сразу же приняло серьезное выражение. – Мне не нравится твоя идея по поводу звезд шоу-бизнеса. Не думаю, что мы должны позволить знаменитостям разгуливать по Сафиле.

– Почему нет?

– Потому что само понятие “знаменитость” – полный абсурд. Это лишь доказывает людскую наивность.

– Но знаменитости в этом не виноваты.

– Знаю. Просто весь мир сошел с ума. Люди воображают, что можно достичь непомерной славы и богатства, как знаменитости. Поэтому и платят за то, чтобы прочитать о своей мечте в желтой прессе. Но причина, по которой знаменитости достигли всего, что у них есть, как раз в том, что люди соглашаются платить, чтобы посмотреть на них и прочитать о них. Это бессмысленно.

– Но звезды жертвуют огромные суммы на благотворительность.

– Да ладно тебе! Еще неизвестно, кто кому помогает. Благотворительность – всего лишь составная часть имиджа. Это модно.

Мы стояли в противоположных концах хижины, лицом друг к другу. А я-то надеялась, что он меня поддержит!

– Полагаешь, я об этом не думала?

– О чем ты думала?

– Мне кажется, существует очень тонкая грань, – сказала я. – С одной стороны, знаменитости помогают голодающим, но, с другой стороны, голодающие очень даже помогают знаменитостям.

– Нельзя так рассуждать. Посмотри хотя бы на наш лагерь – у каждого из нас были свои причины оказаться здесь, совсем разные причины. В любом случае у тебя вряд ли что-нибудь получится – слишком мало времени.

Пожалуй, в этом он был прав.

– Это не идеальный выход из положения, но какая разница, если у нас будет еда?

– Это вопрос человеческого достоинства. – Он потер шею. – Мы с тобой понимаем, что пропасть, разделяющая Европу и Африку, должна уменьшиться. Но этого не происходит. Западные кинозвезды, разгуливающие по мертвым полям и опустошенным голодом деревням, – вопиющее свидетельство этой пропасти. Это все равно что сказать: “Эй! Нас все устраивает. Мы дали вам немного денег и можем спать спокойно”. Это ложь, средство для успокоения больной совести.

– По-твоему, лучше вообще ничего не делать?

– Может, нет, а может, да – если верить, что знаменитости делают большие пожертвования, но на самом деле эти пожертвования ничтожны.

– Они могли бы спасти Либена Али.

– Его жизнь без Хазави ничего не стоит. – Он увидел, как я изменилась в лице. – Извини. Но благотворительные концерты с участием знаменитостей всегда, по определению, устраиваются слишком поздно. Они скорее реакция на случившуюся катастрофу. И ты это знаешь.

– Не всегда. Может, на этот раз все будет по-другому. У нас есть еще три недели. Может, мне удастся внушить им, что потом будет слишком поздно.

Он посмотрел на меня и покачал головой.

– Ты такая наивная.

– Это ты наивный. Так устроен мир. Мы не можем ничего изменить. Люди прислушаются к знаменитостям.

– Почему бы тебе просто не найти спонсора и не зафрахтовать самолет? Необязательно поднимать на ноги весь мир шоу-бизнеса.

– Потому что не только Сафила нуждается в помощи. А другие лагеря? Если нам удастся привлечь телевидение, правительства вынуждены будут предпринять ответные действия.

Он покачал головой.

Я отвернулась и продолжила собирать чемоданы. Его присутствие меня смущало.

– Мне нужно собираться.

– Хорошо, – сказал он и вышел.

Я села на кровать и задумалась. В его словах был здравый смысл, но я не видела другого выхода из сложившейся ситуации. Самое важное сейчас – срочно организовать поставку продовольствия. Но все же мне не нравилось, что он настроен против моей поездки.

В дверь постучали. Это опять был О'Рурк. Он принес фотографии из Кефти и наши записи.

– Они тебе пригодятся.

– Спасибо. Я оставлю фотокопии Малькольму. Он сел на стул.

– Если ты твердо решила, что поедешь, я готов поддержать тебя.

– Спасибо.

– Тебе нужны деньги?

– Нет.

– Подумай хорошенько – билеты на самолет, одежда, такси, Лондон. Ты уверена?

– Уверена. В любом случае спасибо.

Он посмотрел на меня. Его зеленовато-карие глаза изучали мое лицо.

– Ты в порядке? – спросил он. Почему-то, когда кто-нибудь проявлял обо мне заботу, мне всегда хотелось плакать. Внезапно мне захотелось прижаться к нему и почувствовать его сильные руки на своей спине. Но с той самой ночи он не дал ни единого повода думать, что хочет, чтобы это повторилось.

– В порядке, – соврала я.

– Я хотел сказать... та ночь в пустыне, этот идиотский разговор с Линдой... Ты нормально себя чувствуешь? Не злишься, не расстраиваешься?

Ничего ему не говори, внушала я себе. Не стоит рисковать, не сейчас.

– Я в порядке.

– Я не хочу, чтобы ты уехала в Лондон, думая, что...

– У тебя ничего нет с Лин...

– Нет. У нас была короткая связь, три года назад. Но с тех пор...

– Не имеет значе...

– ...с тех пор как я приехал, она не дает мне покоя. Я даже не знал, что она здесь, когда получил работу. – У него был озадаченный вид. – Но я...

– Слушай, всё в порядке. Забудь об этом. – Я не хотела его слушать. Я знала, что он скажете “И с тобой мне тоже не следовало связываться”. Я чувствовала, что вот-вот разрыдаюсь.

Я встала.

– Если не возражаешь, буду собирать вещи, иначе так никуда и не уеду.

Отвернувшись, я стала складывать вещи, потому что не хотела, чтобы он видел мое лицо.

Он стоял на месте, а я продолжала укладываться. Спустя какое-то время он тихо произнес:

– Ты кажешься такой уязвимой. Я не ответила.

– Тебя кто-то сильно обидел? – спросил он.

Я вытерла слезы тыльной стороной руки и продолжала складывать вещи.

– Мне нужно упаковать чемодан, – сказала я. – Я попрощаюсь со всеми перед отъездом.

Он помедлил еще минуту и вышел, задвинув за собой кусок рифленого железа.

– Гельденкрайс, Аримасия, Бет-Луи, откройте свою ауру и излечитесь. Впустите Нефритового Воина. Прозрейте... испытайте... ощутите.

Билл Бонэм плавал в слабо освещенном контейнере с водой. Над ним покачивалась бирюзовая пирамидка, с которой свисали водоросли. “Транс шаман-тантры!” – прогремел он и с трудом вылез из контейнера. С белого одеяния капала вода. “Где? Где гопи?”