— Конечно, мои объяснения выглядят нелепо, — сказал Куропёлкин, — но я и впрямь не знаю, как и зачем.

— Нелепо, — согласился Барри. — Вы знакомы с профессором Бавыкиным?

— С каким, простите, профессором? — удивился Куропёлкин.

— Бавыкиным.

— Ни с какими Бавыкиными я не знаком, — заявил Куропёлкин.

— А если подумать?

Подумал. Да, фамилия Бавыкина как будто бы уже подпрыгивала в мыслях Куропёлкина. Бавыкин… Бавыкин… А ведь, действительно, встречался он с каким-то Бавыкиным. И совсем недавно.

— Вспомнил! — радостно воскликнул Куропёлкин. — Знаю я некоего Бавыкина. Однажды имел с ним разговор. Он редкостный для наших дней сапожник. Маэстро обуви, а не сапожник!

— Не из его ли коллекции башмак путешествовал с вами и с вами же прибыл к берегам Флориды?

— Какой башмак? — снова принялся валять дурака Куропёлкин.

И сразу же понял, что перебирает. Двадцать два. Господин-мистер Барри сидел напротив него иронистом. Хотя Куропёлкин в спокойствиях виллы о Башмаке якобы забыл, но сейчас вспомнил о нём моментально. Вспомнил и о том, как его вдавливали в гниль и вонь мусорного контейнера, а к согнутой (скрюченной) ноге его прижимался Башмак с открытой пастью.

Куропёлкину стало стыдно. Перед Башмаком, что ли?

— Ах, этот Башмак! — будто бы обрадовался Куропёлкин. — Очень смутно представляю, как он путешествовал. Может быть, он должен был следить за мной? Вы его не исследовали?

— Исследовали! — явно сдерживая раздражение, произнёс Барри. — Исследовали! Но об этом потом. Ответьте. Назвавшийся Фёдором. А теоретические работы профессора Бавыкина вы читали?

— Где же я мог их читать? — удивился Куропёлкин.

— В научных журналах.

— Я — и научные журналы! Вы смеётесь!

— Вы лукавите, господин Фёдор! Или товарищ Фёдор! — теперь уже зло выговорил Барри.

— Вы лукавите, — повторил Барри, но более миролюбиво.

— Отчего же лукавлю? — чуть ли не обиделся Куропёлкин.

— Вы, Фёдор, прикидываетесь простаком и неучем, — сказал Барри. — А вы не простак и не неуч.

— Не вижу оснований, — проворчал Куропёлкин, — для такого рода суждений.

— Вы вводили в заблуждение и хозяев клуба «Прапорщики в грибных местах», и экспертов госпожи Звонковой. То ли стеснялись своих знаний, то ли вам невыгодно было проявлять их в компании неотёсанных тарзанов. Принцип — не высовываться. Иначе вас посчитали бы чужим и, стало быть, подозрительным. Тем не менее вы засветились, вспомнив без нужды и мимоходом Ларошфуко. Вы — флотский, а в городе с портом, где вы служили, есть Университет, и не самый худший.

— И что?

— По нашим сведениям, вы три года были студентом этого Университета…

— Студентом-заочником. И не три года, а два с половиной… И если вы не хотите называть меня неучем, то называйте недоучкой…

— И недоучкой вас нельзя называть. Нам известно, что вы способны к саморазвитию. И стремитесь к нему. И не только стремитесь, но и преуспели в этом. Возможно, пошли дальше людей дипломированных. Наверняка начитаннее многих из них. А потому и не исключено, что вы знакомы с публикациями профессора Бавыкина.

— Нет, не знаком, — сказал Куропёлкин.

И ведь не соврал.

— Отчего вы согласились использовать пароль, — спросил Барри, — в котором форма Земли названа чемоданом? Вам назначили этот отклик или он был назначен по вашей просьбе?

— Да никто мне ничего не назначал! — возмутился Куропёлкин. — Никто не говорил мне ни про какие пароли!

— Однако на слово «Земля» вы незамедлительно произнесли необходимый отклик, убедив нас в том, что вы тот человек, какого мы ожидали.

— Не знаю, — сказал Куропёлкин, — так вышло само собой. Случайно. Или с перепугу.

— Тем не менее в публикациях Бавыкина, кстати появлявшихся в свои годы и в популярном журнале «Наука и жизнь», вам доступном, не раз употреблялось выражение «Земля имеет форму чемодана». И вы утверждаете, что оно вылетело из вас случайно. Или с перепугу.

— Это выражение, — рассмеялся Куропёлкин, — было известно и в ходу, как бы фрондёрское, для всех оболтусов из младших классов в мои школьные годы. И не нужен был нам никакой профессор Бавыкин!

— Хорошо, — медленно произнёс Барри. Помолчал. И сразу же, будто в намерении совершить наскок на собеседника, спросил: — Минутами раньше вы признались, что имели, пусть и мимолётный, разговор с Бавыкиным. Хотя бы даже и не с профессором.

— Что значит признался! — воскликнул Куропёлкин. — Я вспомнил некоего Бавыкина, вроде бы сапожника, но в делах — художника-реставратора обуви.

— Где вы имели с ним разговор? И в связи с чем?

— Не помню, — сказал Куропёлкин.

— И всё же! Где проходил разговор? В городе, на улице, на природе, в закрытом помещении?

— Не помню! — повторил Куропёлкин. — Злоключения последних дней ослабили память. Я даже не уверен, как зовут меня истинно.

— В паспортах, — заявил Барри, — вы именовались Евгением Макаровичем Куропёлкиным.

— Надо же! — сокрушённо вздохнул Куропёлкин. — Всё-то вы обо мне знаете!

— Многое знаем, — кивнул Барри.

— Тогда к чему сегодняшний допрос?

— По неведомой нам причине вы не желаете быть искренним. А это настораживает. Вы прибыли к нам пустой. То есть явно не курьером. И не открываете нам цель прибытия.

— Ваша настороженность мне понятна, — сказал Куропёлкин. — Но оцените и мою настороженность. Мне неизвестно, кого представляете вы. То ли вы из, мягко сказать, русского приключенческого братства. Но вдруг вы из ЦРУ. Отгадать я не в силах.

Барри встал, бросил сепаратно проводящему время Толстому Носу:

— Богдан, не дай заскучать Евгению Макаровичу! Я покину вас на пару минут. Подышу под пальмами.

А ветви пальм наверняка забавляли ветер и ливень, обязательные в последние дни, — мог позже предположить Куропёлкин. С ковбойской шляпы вернувшегося через полчаса Барри стекала вода. Где и чем дышал господин Барри, знать Куропёлкин не имел возможности. Да и на кой ему была нужна эта возможность! А вот Толстый Нос вдыханию Барри воздуха под пальмами, то есть временному убытию старшего по команде (или же по мафиозной артели), обрадовался.

— Что будем пить? — поинтересовался Толстый Нос.

И подмигнул Куропёлкину. Вроде бы дружелюбно. Мол, не тушуйся. Не такой же у нас Барри и грозный.

«Знаем мы это якобы сочувственное подмигивание», — подумал Куропёлкин. Сказал: