Нажал. Открылось.

Перед дверью стоял молодой мужик с бабочкой и выправкой официанта, но отчего-то в поварском колпаке.

— Вы кто? — спросил Куропёлкин.

— Стюард, Евгений Макарович, — было ответом.

— Стюард? — удивился Куропёлкин. — У нас — что тут? Аэробус? Тогда предпочёл бы стюардессу. Или «Титаник»? Или подводная лодка «Волокушка»?

— Шутить изволите, Евгений Макарович, — вымучил улыбку стюард.

— Изволю шутить, — согласился Куропёлкин.

— Что ж, вам положено…

— Именовать-то как? — спросил Куропёлкин.

— Анатолием, — сообщил стюард. — Можно просто — Анатоль. Вот ваш завтрак. На скатерти-самобранке. И книга Жалоб и предложений. Заходить к вам запрещено. А потому придётся переставить наш поднос на ваш передвижной столик в прихожей.

И переставил. Со своей передвижной самобранки.

— Надеюсь, что угощения, — сказал Куропёлкин, — не пахнут горечью миндаля.

— Что вы! — воскликнул стюард Анатоль. — Наша кухня под надзором. Никаких отрав! А в случае с вами отравы… извините… неприятности в желудке… и вовсе не входят в чьи-то планы…

— Посмотрим, — строго сказал Куропёлкин.

— Всё! Я бегу! — задёргался Анатоль. — Я ничего такого не сказал. Вы ничего не слышали. Приду с обедом. Заберу посуду.

Унёсся, хлопнул дверью, но не в раздражении, а из-за спешки.

Куропёлкин хотел было выкрикнуть что-то вослед стюарду, может, блюда на обед заказать. Но не смог открыть дверь. И кнопка над притолокой не помогла.

Заперт. Задраен.

Завтрак на подносе был прикрыт льняной салфеткой. Вероятно, от мух.

Во второй (от прихожей) комнате к окну был приставлен круглый стол, какой можно было признать обеденным.

Сняв салфетку с даров кухни под надзором (по словам стюарда Анатоля), Куропёлкин понял, что голодовку он начнёт без объявлений, политических лозунгов и пресс-конференций.

Какую дрянь ему подали!

Еда и напитки (если они были) размещались в тюбиках и в тощих пластиковых флаконах. На них имелись этикетки с названиями блюд (блюд!) и мелкими разъяснениями приёмов глотания в условиях невесомости и экстренных ситуаций.

Его принялись готовить к путешествию на Марс, что ли? Что-что, а к изощрённым способам мести госпожа Звонкова вполне могла быть способна. И мести, и укрощения (либо устранения) конкурентов. Иначе откуда у неё миллиарды, воспеваемые журналом «Форбс».

Та ещё Нинон!

И всё же…

И всё же, все тюбики и тощебокие флаконы Куропёлкин в себя выдавил.

Со злости и от любопытства.

На Марс, так на Марс!

Нет, с такой дрянью лететь на Марс было бы скучно. Какие-то кисели, крошки гречневой каши с молоком, тягучие сопли с овсянкой, сэр, и лососёвыми отходами, лишь однажды скудные капли коньяка.

Нет, решил Куропёлкин, на Марс не полечу.

Но кто тебя спросит?

Отчего-то икая, будто объелся в широкую масленицу блинов, Куропёлкин отправился в кабинет. Прихватил книгу Жалоб и предложений. Жар вулканической сейчас натуры потребовал немедленно выговорить (на бумаге) требования Ультиматума.

Да что же это получается, люди добрые! Жил себе поживал припеваючи, зубочистки менял, вкушал осетрину, а порой — и свежую воблу с икрой, служил при сверкании огней и женских глаз в артистическом клубе, получал премиальные из нежных рук и зарплату, эту — в песо, то бишь не в рублях, а в валюте, и вот теперь такое с ним вытворяют! Кормят соплями из каши геркулес и фальшивых лососей!

Очень быстро Куропёлкин сообразил, что с этими слезливыми восклицаниями по поводу неустройств судьбы уместно было бы обращаться к простакам на паперти церкви в Нижних Мнёвниках или, содрав фуражку с башки, хромать в проходах пригородных электричек. И ешё. Куропёлкин вспомнил чьи-то слова. Сейчас любого, сделавшего в книге Жалоб запись длиною в страницу, можно причислить к писателям. Кто у нас нынче не писатель?

Куропёлкин писателем стать не пожелал.

На первой же странице книги Жалоб он вывел Маршальское (Адмиральское) слово: «Ультиматум!» и далее пушечными стволами прямой наводкой направил в сторону своих притеснителей и захватчиков пункты требований. В голову приходили всё новые желания с уязвлениями притеснителей (например: «Снабжать пропитанием Башмак, он давно просит Каши!»). Наконец Куропёлкин успокоился. И закончил Ультиматум совсем уж наглыми словами: «Иначе можете не рассчитывать на моё сотрудничество с вами!»

Кто, в каком именно сотрудничестве с ним, Куропёлкиным, нуждался и зачем, не имело значения.

Вспомнив о Башмаке, Куропёлкин решил проверить, доставлен ли он в его жилище. Нет, распоряжение, отданное Трескучему, похоже, выполнено не было.

При внимательном осмотре-обходе комнат и бункера Куропёлкин попытался выявить слуховые жучки и глаза видеокамер, не выявил. А был убеждён в том, что они есть. Ну, есть и есть, успокоил Куропёлкин себя и надзирателей. Валяйте, поощрил он их, слушайте и наблюдайте, если вам интересно. Нам, артистам, интерес зрителей важен и приятен.

При простукивании Куропёлкиным стен в столовой, напротив обеденного стола, непредвиденно открылась дверца, и из-за неё выехал плоский телевизор.

На полке рядом лежал и пульт управления медиа-средством. Всё это были подарки людей, наверняка не знавших о каком-либо Ультиматуме или Меморандуме Куропёлкина. Да и Куропёлкин в своих неопубликованных пока и никем не прочитанных требованиях о телевизорах упоминуть забыл.

Интересовала Куропёлкина сейчас лишь событийная информация. И сразу же Куропёлкин в программе «24» увидел сюжет из Японии. На острове Сикоку поспели квадратные (или кубические?) арбузы. Показывали, как эти арбузы выращивают. Муки, муки для людей. Для людей и ягод. Но — бизнес. И убогость пространств островов. И любовь японцев к новым технологиям. Тут хитрая (но по сути — простейшая) технология должна была обеспечить дешевизну транспортировки тяжёлых и безалаберно-неуклюжих (по форме) ягод. Построить их все в ряды, уложить друг над другом. Устандартить и уровнять. И прекрасно!

«А почему бы им не выращивать арбузы сразу в форме чемоданов, с ручками из бахчевых плетей?» — пришло вдруг в голову Куропёлкину.

Следующее соображение показалось Куропёлкину логичным и даже разумным. Сейчас же надо было устроить его свидание с сапожником Бавыкиным. Хотя бы для беседы по поводу починки Башмака. Но эгоизм возможного предпринимателя (при условии заиметь бахчи в Соль-Илецке или в Камызяке под Астраханью) обращаться с идеей арбуза-чемодана к чудику Бавыкину запретил. У того хватит своих забот и блажей. И Куропёлкин искажать смыслы и порядок требований Ультиматума не стал.