По просьбе спутницы министра, Альтшиллер основал в Петербурге на Большой Зелениной улице филиал своего Южно-русского машиностроительного завода, а руководителем этой конторы сделал кузена Екатерины Викторовны, Николая Гошкевича. Тот уволился из министерства: Альтшиллер платил ему не 100 рублей в месяц, как казна, а 400, и предоставлял бесплатную квартиру.

Итак, старые друзья были рядом, но появились и новые.

Владимир Сухомлинов писал о Кате и об их окружении: «В петербургском обществе она чувствовала себя чуждой. Нам обоим приходилось очень считаться с непосредственно окружающим нас личным составом секретарей, адъютантов, ординарцев, частью оставшихся после моего предшественника, частью прибывших со мною из Киева. У старых петербургских – был свой тесный кружок, которому они протежировали и слишком усердно выставляли на авансцену моего кругозора».

Итак, по мнению Сухомлинова, адъютанты отпадали (впрочем, позже мы сможем убедиться: это не совсем верно). Екатерина Викторовна создала свой кружок из людей, хотя и не допущенных в великосветское общество, но богатых, со связями.

Владимир Александрович встретил в Петербурге своего давнего знакомца и сверстника, генерала от инфантерии Николая Николаевича Маслова. После долгой службы военным прокурором Николай Николаевич теперь заседал в Государственном совете и, на глазах всей столицы, жил с неразведенной супругой сенатора Дмитрия Викторова – Лидией Николаевной.

Сухомлинова и Катю Лидия Николаевна привечала и сочувствовала их злоключениям: у нее самой был опыт невенчанной жены. На Сергиевской у Викторовой собиралась пестрая компания, в которой частыми гостями были отставной жандармский подполковник 45-летний Сергей Мясоедов и его жена Клара Самуиловна (урожденная Гольдштейн).

Мясоедовы оказались бесценной находкой для Екатерины Викторовны. Ведь она не знала Петербург. Уязвленная своим сомнительным светским положением, Катя хотела компенсировать его, как говорится, «демонстративным потреблением», то есть быть самой красивой, самой модной, не экономить на предметах роскоши. Именно Сергей и Клара ввели ее в ресторанный мир, объяснили, что в заведения надо ходить только «гвардейские», то есть такие, где не зазорно бывать кавалергардам и конногвардейцам («Пивато», «Донон», «Медведь», «Контан»). Что необходимо иметь годовые абонементы во французский Михайловский и Мариинский театры. Что пирожные могут быть только от Буше, цветы – от Эйлерса, драгоценности – от Фаберже, устрицы и вино – от Елисеева, а меха – от Мертенса. Что шикарным считается мотор с шофером. Что надо бывать на публике в сопровождении адъютантов мужа, посещать красносельские скачки и скетинг-ринк на Марсовом поле. Когда Анна Гошкевич поинтересовалась у Екатерины Викторовны, почему она так сблизилась с Мясоедовым, та ответила: «Это прекрасный человек. Никто так не умеет устроить обед или дешево купить что-то».

Между тем, в июне 1909 года дело о разводе, наконец, дошло до Консистории (первая инстанция в бракоразводных процессах). На основании письменных, заверенных нотариусом показаний метрдотеля гостиничного ресторана в Ницце Адольфа Гибандо и еще нескольких официантов, Екатерина Викторовна доказывала, что ее муж сожительствовал с гувернанткой Лоранс.

Однако Владимир Бутович тоже не терял времени зря, он написал жалобу в Синод, где утверждал: показания свидетелей не выдерживают ни малейшей критики. По закону, для возбуждения дела необходимы показания двух очных свидетелей прелюбодеяния. А в распоряжении Консистории – только показания Гибандо: он де видел, как Бутович ночью входил в комнату Лоранс.

Мало того, обманутый муж сам отправился на Ривьеру, передопросил свидетелей, и те (за исключением одного официанта) дружно отказались от своих прежних показаний. Между тем Гибандо, как выяснилось, уже не было в живых – он покончил жизнь самоубийством в припадке белой горячки. Стоило ли доверять такому сомнительному свидетелю?

Ситуацию усугубляло и другое обстоятельство. Бутович, маниакально желавший насолить жене и разлучнику, стал постоянно бывать в Петербурге, наладил связи среди правых депутатов Думы и журналистов. Обстоятельства скандального бракоразводного процесса стали достоянием прессы. А недоброжелателей у военного министра хватало.

И хотя желание императора развести Бутовичей Синоду было известно, чиновники отправили дело на доследование, считая аргументы истицы недостаточными.

Но тут вдруг появилась новая ключевая свидетельница – Анна Гошкевич. Жена кузена Екатерины Викторовны вспомнила: в 1906 году, в Круполе, Владимир Бутович пытался ее изнасиловать. Они с мужем проводили в имении медовый месяц, и вот хозяин Круполя неожиданно на нее напал и пытался овладеть. Она дала отпор, но мужу ничего не рассказала: Николай страшно ревнив, мог вспыхнуть никому не нужный скандал. Муж был способен просто убить развратника. Теперь же, видя, как мерзкий Бутович мучает Екатерину Викторовну, она готова дать против него показания под присягой.

Дело снова пошло в Синод. Напрасно Бутович и его адвокаты настаивали на абсурдности запоздалых признаний Гошкевич. Указывали на тот факт, что ее законный муж, Николай Михайлович, благодаря протекции Сухомлинова, летом 1909 года стал директором петербургского представительства принадлежавшего Альтшиллеру Южно-русского машиностроительного завода. Все было тщетно.

Синоду не хотелось противоречить государю, который желал развода, и показания Анны Гошкевич стали для чиновников духовного ведомства чрезвычайно полезными. Бутовича объявили прелюбодеем, и 11 ноября 1909 года Екатерина Викторовна, наконец, стала свободной женщиной.

13 ноября министр венчался со своей избранницей. Госпожа Бутович стала госпожой Сухомлиновой. На скромной церемонии в церкви присутствовали ближайшие друзья – Гошкевичи, Мясоедовы, Альтшиллер.

Итак, Екатерина Викторовна Сухомлинова – 27-летняя красавица, жена самого могущественного министра в кабинете Петра Столыпина. Ее муж гордо вспоминал: «В театре со всех сторон направляли бинокли на нашу ложу, когда моя жена появлялась в ней, и она была везде центром внимания, когда бывала в обществе или присутствовала на деловых собраниях».

Но в высшем свете Екатерину Сухомлинову так и не признали. Все помнили слова Антония, петербургского митрополита, о ее разводе: «Военный министр женился, дабы спокойно работать, но каково будет положение Синода, если все министры, дабы спокойно работать, пожелают иметь по чужой жене?»

К тому же, как писал министр, дамы попросту ревновали к этой ослепительной красавице: «Екатерина Викторовна по происхождению не была из так называемого аристократического общественного круга, признаваемого в Петербурге, из которого, несмотря на кажущийся в России либерализм, гвардейские офицеры должны были выбирать себе невест, если желали быть принятыми затем благоприятно в обществе. Она происходила из малороссийского гражданского рода и получила прекрасное образование, которым могла затмить многих дам высокого и высочайшего рода. Главный порок ее заключался в удивительной красоте и грации, на что царь даже обратил внимание, когда мне однажды пришлось ему ее представить. К сожалению, это не бывало особенно часто, ибо она много болела и уезжала за границу».