В 1909 году Екатерина Викторовна стала законной супругой военного министра Сухомлинова

Эйфория от получения официального статуса лишает Катю – теперь Екатерину Викторовну – последних тормозов. Компенсацией за социальную уязвленность становится роскошь, которой окружает себя министерша. Хотя официальное жалование военного министра совсем небольшое, она тратит денег больше, чем Матильда Кшесинская или кто-либо из великих княгинь. В год Екатерина Викторовна покупает больше чем на 7 тысяч рублей русских мехов, жемчугов – на 20 тысяч. Наряды ей шьют только в Париже, у самых дорогих портных мира. В один из сезонов она заказала 13 платьев у знаменитого кутюрье Бера и 12 у его конкурента Бернара, – самое дешевое платье стоило не меньше 800 рублей (годовое жалование школьного учителя). В тот же сезон она купила десяток шляп, по 200–300 рублей каждая. Полгода Екатерина Викторовна проводит за границей: Ницца, Париж, Венеция, Карлсбад, Берлин, Алжир, Египет, Марокко, Смирна. Лучшие отели (летом на заграничных курортах Сухомлиновы занимали помещение в 12–15 комнат), роскошные лайнеры, салон-вагоны, многочисленная прислуга. Лечат ее европейские знаменитости с баснословными гонорарами. Словом, в год Сухомлинова тратит не менее 100 тысяч рублей.

В свете недоумевали: откуда у этой вульгарной женщины, выскочки, такие огромные деньги? И действительно, объяснить это рационально было невозможно. Ко дню своего назначения на должность начальника Генерального штаба Сухомлинов имел сбережений не более 50 тысяч рублей. У самой Екатерины Викторовны личных средств вовсе не было. Жалование Сухомлинова как военного министра было ниже, чем тогда, когда он был Киевским генерал-губернатором и по совместительству командующим округом. В Киеве Владимир Александрович получал 50 тысяч рублей, в Петербурге военному министру платили 18 тысяч рублей жалования, 3 600 разъездных и около 8 тысяч на экстраординарные расходы. Конечно, по должности ему полагались огромные льготы – бесплатный особняк, командировочные, автомобиль, карета, но все равно, даже если «капитализировать» эти льготы, получается в год тысяч 50.

При этом трат в Петербурге было больше, чем в Киеве. Например, за свой счет Сухомлинов содержал 16 слуг, устраивал почти каждую неделю приемы в резиденции на Мойке. Сам Владимир Александрович был человеком скромным: в отсутствие супруги пользовался скидкой при покупках в Гвардейском экономическом обществе, а домоправительнице Марии Кюнье приходилось буквально вымаливать у него лишний рубль на хозяйство.

Но, несмотря на огромные траты Екатерины Викторовны, генералу Сухомлинову удалось внести за период со 2 декабря 1908-го до 3 сентября 1915 года в различные кредитные учреждения столицы 702 737 рублей. За этот же период он снял в банках больше 336 тысяч рублей, и к сентябрю 1915 года у него оставалось на счетах 323 тысячи рублей и еще 44 тысячи – на руках. Наличие таких средств не может быть объяснено и удачной биржевой игрой (занятие для министра вообще странное), как это пытался сделать в разговоре со знакомыми Сухомлинов – бухгалтерской экспертизой установлено: доходы от биржевых операций Сухомлинова составляли всего 55 тысяч рублей.

Россия – государство военное. 814 миллионов рублей в год (примерно пятая часть всех государственных расходов) тратится на армию и флот. Все знают: возможно, скоро придется воевать, и не с Турцией, и даже не с Японией. А с Германией и Австро-Венгрией. Расходы военного ведомства растут ежегодно. Царь Сухомлинову доверяет безоговорочно.

Почти полуторамиллионной армии, помимо орудий, пулеметов, дредноутов и винтовок требуются кальсоны бязевые, гимнастерки, сапоги, консервы, палатки. Деньги, которые Екатерина Сухомлинова тратит на платья и драгоценности – это в том числе и деньги, на которые Россия должна готовиться к войне. Генерал Сухомлинов давно уже не контролирует ситуацию, живет одним днем, много работает, подчиняется воле государя и пожеланиям Екатерины Викторовны.

Воровство в военном ведомстве – не редкость. Правда, плутни министерских чиновников редко разоблачали. Но весной 1912 года в Петербурге прошел шумный судебный процесс. В военно-окружном суде несколько недель рассматривали дело интендантских чиновников, обвинявшихся в многомиллионных взятках. Был вскрыт механизм хищений в Главном интендантском управлении, размещавшемся в знаменитом доме Лобанова-Ростовского, парадный вход которого по сей день украшают два мраморных льва. (На одном из них пушкинский Евгений из «Медного всадника» пережидал разрушительное наводнение 1824 года.)

Перед судом предстали полковники Акимов, Дутов, Миткевич, трое их подчиненных, подполковников, надворный советник Кислинский и вдова камер-юнкера Сапиенца, сожительница одного из обвиняемых, подполковника Цветкова.

Свидетелями обвинения выступали владельцы крупнейших компаний, директора заводов, генералы от инфантерии. Ревизия привела к арестам всего руководства 1-го отделения интендантства.

Варшавская фирма Тиле, участвовавшая в поставке армии формы, за 10 лет заплатила интендантам около 20 миллионов рублей взяток. Бухгалтерия московской фирмы Алафузова для обозначения такого рода платежей придумала даже специальное обозначение: взятки проходили по кассовым книгам как гонорар некоему «Обираловкину». Деятельность интендантов только при поставке котелков, фляг и чарок принесла казне убытки в 100 тысяч рублей.

Чиновники торговали прежде всего информацией. При объявлении торгов они вскрывали пакеты с предлагаемой той или иной фирмой ценой на поставку, затем снова заклеивали их, чтобы торжественно вскрыть запечатанный конверт на публичных торгах. Между тем условия, предлагавшиеся конкурентами, сообщались излюбленной фирме, хозяева которой, естественно, за это платили.

Варшавские и московские фабриканты и их доверенные лица «выходили» на интендантов либо через некую госпожу Сапиенцу, либо шли в увеселительный сад «Аквариум», где чуть ли не жил, как говорилось в обвинительном заключении, надворный советник Кислинский. Летом Кислинский отправлялся в Ниццу, откуда писал в Варшаву комиссионеру Телепневу такие письма: «Продулся, сижу в Ницце. Прошу вас по старой дружбе выручить. Переведите 500 франков, я в Ницце с дамой, вам известной».

Сапиенца содержала «высоко барский салон с девицами легкого поведения». Само посещение этого салона обходилось заинтересованным лицам в 500 рублей.

За услуги, предоставляемые госпожой Сапиенцой и ее сердечным другом полковником Цветковым, платить надо было постоянно, как деньгами, так и борзыми щенками, говоря языком Гоголя. Интендантские чиновники любили за счет поставщиков обедать в отдельных кабинетах роскошных ресторанов, где бутылка коньяка обходилась в 75 рублей; чиновников и их подруг одевали и обували. Цветков требовал, чтобы еще и чинили его обувь и нижнее белье.

Конкуренты лодзинских и варшавских фабрикантов – московские купцы – содержали даже интендантского швейцара Михеева, платя ему ежемесячное жалование в 100 рублей. По бухгалтерским книгам московских и польских предпринимателей выходило, что от 2,5 до 5 % суммы подряда шло на взятки. Игра стоила свеч. Казна же переплачивала по сравнению с реальными ценами иногда вдвое.