– Хорошо, я жду вас здесь. – Сабина положила трубку, убрала телефон и постучала в дверь управляющего.

Вскоре дверь открылась, и наружу вышла маленькая толстая женщина.

– Добрый день, – сказала Сабина ласковым голосом. – Я хотела бы положить цветы на родственную могилу Франка Айзнера, но забыла, в каком ряду она находится.

– Франк Айзнер? – повторила женщина.

– Да, все верно.

– Секунду. – Она вернулась в офис. – Нет, фу! – Вокруг нее подпрыгивала длинношерстная такса, которую она отгоняла рукой.

Сабина услышала скрип старого вращающегося стула, затем стук по клавиатуре.

– Вы сказали Айзнер? – крикнула из комнаты женщина.

– Да, А-Й-З-Н-Е-Р, – по буквам произнесла Сабина.

Тем временем цветы повяли.

– Участок Д, дорожка номер одиннадцать, в самом конце.

– А, я припоминаю! – прокричала в ответ Сабина. – В самом конце справа?

– Слева!

– Да, я всегда плохо ориентировалась.

– Нет, вы правы, могила действительно справа.

Так что сейчас?

– Мне вас проводить? Нельзя, фу!

– Нет, не нужно. – Сабина направилась к участку Д и, проходя мимо множества могил, в которых лежали известные личности, искала дорожку номер одиннадцать. Вообще-то это кладбище, напоминающее ухоженный парк, было бы идеально для прогулок. Но не в такой невыносимо жаркий день, как сегодня.

Дойдя до конца гравийной дорожки, она наконец нашла могилу под старой сосной. Возможно, в Висбадене было несколько Франков Айзнеров, но она все равно была уверена, что пришла туда, куда нужно.

Перед ней лежала украшенная орнаментами прямоугольная мраморная плита со свежими цветами в вазе и с тяжелым металлическим кольцом в центре. Не запущенная, а очень даже ухоженная могила. На памятнике было выгравировано лишь одно имя.

ИРЕНА АЙЗНЕР

Любимая жена и мать

Мертвы лишь те,

о ком никто не вспоминает.

Мать? Как странно. Айзнер не упоминал детей. Сабина положила цветы на могилу, встала рядом в тени дерева и изучала дату рождения на мраморной доске. Подсчитала в уме. Сейчас Ирене было бы сорок восемь лет. Этот возраст подходил Франку Айзнеру.

Она рассматривала фотографию женщины. Молодая, с приветливой открытой улыбкой, черные волосы до плеч. Прическа соответствовала моде конца девяностых. Лишь сейчас Сабина осознала дату смерти.

У нее перехватило дыхание. Ирена Айзнер была мертва более двадцати лет. Она умерла в тот же год, когда в пожаре погибла семья Томаса Хардковски. Пожар произошел первого июня, а Ирена Айзнер умерла третьего мая, за месяц до этого.

Тут Сабина услышала хруст гравия и приближающиеся шаги. Не оборачиваясь, она знала, кто это – до нее доносился сладковатый запах марихуаны.

Краем глаза она увидела, как рядом с ней встал мужчина.

– Привет, Белочка.

– Привет, Снейдер, – сказала она и взглянула на него.

На Снейдере были костюмные брюки и, несмотря на жару, белая рубашка с длинным рукавом и галстук. Глаза ввалились, а на лице – вопреки летней погоде – была, как всегда, нездоровая бледность.

– Быстро вы приехали.

– Я был поблизости.

«Какое совпадение!»

– Где ваш пес? – спросила она.

– Винсент не мой пес.

– Я знаю, он лишь постоянный гость в вашем доме. Где он, кстати?

– Не захотел ехать со мной на такси, его постоянно укачивает в машине и рвет. – Снейдер затянулся самокруткой.

– У вас проблемы с наркотиками? – спросила она.

– Нет, а вот без них есть.

«Какая пошлость! Отлично! И этот мужчина тебя обучал».

Снейдер взглянул на могилу.

– Почему вы пришли именно сюда?

– Меня привела интуиция.

Он улыбнулся.

– Ваша интуиция? – Это прозвучало почти как издевка.

– Франк Айзнер упомянул о смерти своей жены. Я хотела узнать об этом больше.

Он указал на мраморную доску.

– Дату смерти?

– Именно. – Сабина кивнула. Кроме того, она хотела проверить, в каком состоянии могила, потому что это многое сказало бы об Айзнере. Можно проникнуть в психику убийцы на месте преступления, но то же самое касается и других мест, и людей. А эта могила говорила Сабине, что Айзнер любил свою жену и все еще любит. – У них были дети?

Снейдер кивнул:

– Неродившийся сын. Во время вскрытия выяснилось, что на момент смерти она была на четвертом месяце.

Сабина сглотнула.

– Как она умерла? Самоубийство?

Снейдер помотал головой.

– Передозировка наркотиков?

– Не совсем, – ответил Снейдер. – Ее убили. Я расследовал тогда ее смерть. Жуткое дело. Некий Кржистоф – бывший польский солдат – отсидел за это в тюрьме Бютцов.

– Он знал о беременности Ирены?

– Нет.

– Он отсидел в тюрьме? – повторила она. – А теперь снова на свободе?

Снейдер кивнул.

– Его, случайно, выпустили не одновременно с Томасом Хардковски?

– Нет, Кржистоф получил лишь пятнадцать лет.

– Значит, он вышел пять лет назад. – Это не вписывалось в актуальную временную схему. – Харди и Кржистоф знали друг друга?

Снейдер затянулся и поморщился.

– Думаю, да.

– Смерть жены Айзнера как-то связана с деятельностью «Группы-6»?

Снейдер пожал плечами:

– Я не знаю.

Сабина внимательно посмотрела на него.

– Я знаю, когда вы лжете. – Снейдер молчал. – Я успела взглянуть на небольшую часть актов с пометкой «конфиденциально», прежде чем они сгорели в камине Хесса, – сказала она затем. – Что в них было?

Снейдер удивленно приподнял бровь.

– Хесс сжег эти документы? Я бы сам хотел знать, что в них было.

– И я должна вам поверить? Я думала, мы обменяемся информацией, которую знаем.

– Я сказал вам все, что знаю, – возразил Снейдер.

– Что вы обсуждали вчера вечером в баре с Дирком ван Нистельроем?

– Он хотел получить мой личный номер телефона. Так, а сейчас моя очередь. – Он наклонил голову и устремил на Сабину свой орлиный взгляд, от которого ничто не могло укрыться. – Вы были вчера вечером у Дитриха Хесса. Что вы знаете о попытке самоубийства и что видели в документах?