Я загрустила. Я хорошо знала, что это такое, когда до тебя "добираются".

– В общем, прилетим в Москву, там разберемся, – сказал он.

– Да ладно заливать – "прилетим", – поморщилась я. – Опять слиняешь где-нибудь по дороге. Тем более теперь…

– Ну сколько тебе можно говорить – случайно так вышло!

– Ага, все у тебя случайно – золото случайно, опоздал случайно, насчет имени тоже случайно наврал…

– Святые угодники! Ну, ты и зануда, Елена… Да не брошу я тебя! Ну, что мне теперь – на крови клясться? – взвился он.

– Все равно я тебе больше не верю, – сказала я.

Это я лукавила. Говорил он явно искренне. Но мне надо было проверить его до конца, убедиться, что я в нем не ошибаюсь.

– Значит, ты все же решил их золото забрать?

– Там разберемся, – повторил он.

Мы замолчали. Я бросила взгляд на валявшееся золото. Потом открыла ящички и собрала слитки в кучу. Всего их оказалось шестнадцать.

– Ловкач, – позвала я его.

– А?

– Знаешь, сколько сейчас грамм такого золота стоит? В баксах?

– Ну-у… – неуверенно начал он.

– На Чикагской бирже тройская унция стоит около трехсот двадцати долларов, может нынче даже побольше, давно котировки не смотрела, – тоном отличницы перебила я его, припомнив папулины рассказки. Я вообще насчет золота и брюлов – дока.

– Какая унция?

– Тройская. Это тридцать один с небольшим граммов золота. А это ведь, – кивнула я на слитки, – чистое, девяносто девятой пробы. Значит, будем считать, примерно десять баксов за грамм. Ита-аак…

Я думала лишь несколько секунд. С устным счетом у меня всегда было хорошо. Килограмм потянет на тридцать тысяч. Тут – шестнадцать килограммов. Понятно.

– Здесь как минимум четыреста восемьдесят тысяч долларов, Ловкач, – ткнула я пальцем в слитки.

– Ну, и что?

– Мы сюда вместе ехали, Ловкач?

– Ну.

Он явно не понимал, куда я клоню.

– Если бы нас менты с золотом застукали, мы бы вместе загремели?

– Ну.

– Не нукай, не запряг. Значитца так, Ловкач. Я – не твои злобные бандюги. Меня вполне устроит пятьдесят процентов от данной суммы. Это будет по-джентльменски. Гони половину золотишечка!

Я посмотрела ему прямо в глаза. Он уставился на меня так, словно перед ним материализовалось привидение:

– Прямо сейчас?

– Ага, – внутренне я веселилась от души. – Прямо сейчас. Гони, гони. Я сама со своей долей разберусь. Мне шубу на этот сезон покупать надо. Соболью. Гони.

Насчет шубы я приврала – она у меня уже есть. И не одна, две. Правда, не из соболей – длинная из чернобурки, покороче – из норки, подарки папули с мамулей. А вот из соболей действительно не помешает. Я представила себя в широкой, почти до щиколоток шубе колоколом и такой же, из соболей, шапочке. Я такую совсем недавно видела в "Галерее Актер". К ней прикуплю навороченные сапоги из шкуры пони с "коровьим" рисунком, от Fendi, потом еще пары четыре, нет, пять итальянских лайковых перчаток в тон к шубе и сапогам, потом…

– Хорошо, – вернул меня на землю его голос.

Он отделил от кучки восемь брусков и пододвинул их ко мне.

– Забирай.

Вот так, милая. Он, конечно, не жадюга. Но неужели он, взрослый мужик, не понимает, что на самом деле мне от него нужно? Я криво ухмыльнулась, не притрагиваясь к золоту:

– Нужно оно мне, как рыбе зонтик… Бывай, Рокфеллер.

Я вылезла из машины и пошла прочь. Я очень хотела, чтобы он меня остановил. Я мысленно приказывала ему – ну же, ну же! Скажи!

– Лена!..Эй! Эй, Хиппоза! Да подожди ты!

Я обернулась. Но он, стоя возле машины, всего лишь держал в поднятой руке кассету.

– Пленку свою любимую забыла.

Я вернулась. Потянула из его руки кассету. Он кассету не выпустил. Я потянула сильнее. Он держал по-прежнему крепко. Я не поднимала глаз. Мне было грустно. И – почему-то – обидно, хотя я сама его спровоцировала.

– Послезавтра октябрь наступит, – сказал он.

– Послезавтра не будет.

– Почему это?

Я вздохнула:

– Потому что через день "послезавтра" будет называться "сегодня". Есть только "сегодня", Ловкач. А остального не бывает.

– Но октябрь-то все равно наступит.

Я молчала.

– А за ним ноябрь. А потом – зима придет. Ты меня слышишь?

Я посмотрела на него, как на идиота:

– А потом весна. И лето. А Волга впадает в Каспийское море… При чем здесь я?.. Что ты несешь?

– Я не несу. Я думаю о том, что тебе будет холодно зимой без хорошей шубы из русских соболей.

– Ты как маленький, Саша, – улыбнулась я. – Шуба. Есть у меня шуба. Что делать-то собираешься?

Ловкач покосился на раскуроченную "БМВ".

– Быстро приведу ее в порядок. Поставлю на стоянку. Как и обещал им.

– А золото?

Он посмотрел на меня и ничего не ответил.

* * *

Внутри здание аэропорта напоминало сумасшедший дом перед эвакуацией. Люди ходили и сидели, отдыхали и спали где попало. Возле касс толпился, орал и матерился народ. Бедлам дополнял надрывный вой самолетов, доносившийся снаружи.

Ловкач присмотрелся и отправился прямиком к открытой двери регистрации, у которой еще не началась посадка. Я пошла следом. Увидела возле двери шустрого парня в потрепанном форменном комбинезоне. Парень таскал в дверь какие-то неподъемные ящики. Дождавшись, когда парень освободится, Ловкач поймал его взгляд и поманил к себе. Парень недоумевающе посмотрел на нас. Но все-таки подошел.

– Чего звал? – неприветливо спросил он.

Ловкач незаметно показал ему пятидесятидолларовую купюру:

– Пятьдесят баксов будут твои, если поможешь достать два билета на ближайший рейс до Москвы. Кассиру за билеты – еще полтинник сверху. Идет?

Парень раздумывал недолго.

– Пошли.

Он повел нас в сторону, к стенке, где было сравнительно меньше народа.

– Ждите здесь, – сказал парень и исчез за какой-то служебной дверью.