Это был идеальный выход из создавшегося положения! М-да, верно в народе говорят: не имей сто рублей, а имей… и одного хорошего друга довольно.

* * *

В доме князя Соколинского теперь царил праздник. Гаврилу Платоновича забавляла внучка, не знающая простых вещей, принятых в благородных домах: он самолично учил ее премудростям этикета и находил это весьма забавным занятием. Виола старательно записывала в тетрадку уроки, чтоб не забыть тонкости, а старый князь, прочитав, сотрясал особняк громогласным хохотом. Слушая ошалелый смех его светлости, княгиня Натали презрительно и, наверное, забывшись, процедила:

— Правду говорят: когда в церкви попадается певчий с громким голосом, то вылетают стекла от его… хм… пения.

Наигрывая на рояле мелодию, Марго по ходу заметила:

— Коль от счастья вылетают стекла, пусть себе летят, крестный новые закажет.

— Зимой это было б неудобно, — подал голос из кресла Гектор, читавший газету. — Может, на лето перенести вынос стекол?

Шутка не произвела впечатления, все заняты были своими переживаниями, та же Марго третий день не могла поймать принца, думала лишь о нем, словно он ее безрассудная страсть. Частично так и было, она жаждала с ним поговорить, а он всячески избегал этого, с утра исчезал, оставляя Пакпао на попечение Марго… или Марго на попечение сына. Юноша сидел на стуле рядом, словно статуя — не шевелился, казалось, даже не моргал, возможно, и не дышал. О, нет, один раз он зашевелился — когда принесли чай. Пакпао взял чашку с блюдцем и поднес к подбородку, пить не стал, а поставил свой чай перед Марго.

Но вот и принц пожаловал! Марго мстительно прищурилась, а он подошел к роялю как ни в чем не бывало, стал в позу венценосца, опираясь рукой об инструмент, и слушал ее игру. Княгиня Натали сослалась на головную боль и ушла, не выносила она принца, вероятно, считала его недостойным себя. За ней поднялся с дивана Гектор, сказав для Марго по-русски:

— У вас обоих такой заговорщицкий вид, что, пожалуй, и я пойду.

— Вы сегодня не в ударе, князь, — заметила Марго, исполняя пассажи. — Ваши шутки неудачны.

— А я не обиделся, — парировал он, улыбаясь и направляясь к выходу.

Намеки глупые, Марго позже ему отомстит сполна. Ух, как она зла сегодня! Но главное — осталась с Чаннаронгом наедине в уютной маленькой гостиной, которая хороша еще и тем, что подслушать разговоры за дверью невозможно, звук здесь видоизменяется. Очень удобно. Пакпао не считается, юноша как стул, стол, картина на стене — почти неодушевленный предмет, можно и при нем начать, не прерывая игры на рояле, эти звуки заглушат даже оперное пение:

— Вы избегаете меня, ваше высочество?

— Вовсе нет, ваше сиятельство.

— Как — нет?! Я три дня ловлю вас, а вы изволите исчезать, словно фантом — внезапно, не предупредив, не выполнив обещания.

— Какого? — якобы забыл он.

— Насчет Виолы! Вы сказали, она не внучка крестного!

— И повторю: эта девушка не внучка князя Соколинского.

— Вы пугаете меня! На каком основании так думаете?

Марго бросила терзать рояль, но готова была растерзать принца. Или кто он там на самом деле? И вдруг услышала абсурдную фразу:

— Эта девушка не понимает французского языка.

Ну, как тут не съязвить? Но по-русски.

— Зато вы, ваше высочество, прекрасно понимаете русский и даже превосходно говорите на нем, я сама слышала.

Ей доставила удовольствие пауза, глаза Чаннаронга остановились, как у хищника. Марго не испугалась только по одной причине: этот дом полон людей, иначе… страшно подумать, что сделал бы он с ней. Но какой пассаж — ему нечем оправдаться!

У ЗАГСа отец Софии Арсений Александрович украдкой, чтобы не заметила дочь, поглядывал на часы, ведь жених запаздывал. Она заметила, тронула его за руку и, улыбаясь, абсолютно спокойно сказала:

— Не нервничай, все будет хорошо.

— Время подходит вообще-то… Шесть минут осталось.

— Па, не сегодня, так завтра распишемся, это вопрос решенный.

— А если он передумал?

София в нарядном платье светло-голубого цвета в мелкий синий цветочек, вся светлая, как солнечный день, рассмеялась, это и был ответ. Она обняла отца, который оставался слишком серьезным или торжественным, но он выдавал дочь замуж и надеялся, что на этом бракосочетании она остановится. Арсений Александрович с возрастом не потерял ни стати, ни породистой внешности, ни ясного ума, ни чувства юмора. Для кого-то шестьдесят пять — глубокая старость, для него — прекрасный период, когда есть силы и время, чтобы распоряжаться собой. Дочь хотела сказать отцу несколько ласковых слов, но послышалась характерная сирена. София посмотрела вдаль и стала смеяться, сказав ничего не понимающему папе:

— Ну, вот он! Едет с сиреной. Видишь проблесковый маячок?

— Откуда знаешь, что это Артем?

— Знаю, и все. Раз опаздывает, то хоть на вертолете, но прибудет вовремя, это Артем, папа.

Полицейская машина остановилась, из нее вылетел жених с букетом и даже в летнем костюме, следом Володька, оба взбежали по ступенькам. Жених еще на бегу принялся оправдываться:

— София… Арсений Александрович… Простите! Мы не опоздали, да? Пришлось заехать за Вовкой в поликлинику…

Он замахнулся букетом на друга, тот втянул голову в плечи, зажмурившись, но, конечно же, Артем не ударил его, а отдал розы Софии.

— Идемте уже, время! — сказала она, беря под руку Артема. — А что с Вовой? Почему поликлиника?

— Здоровье свое проверял, — рыкнул в его сторону Артем. — Я думал, опоздаем из-за этого… Понял, что на своей машине к двум часам не доберусь, кинул ее возле управы и попросил ребят отвезти, заодно заехать за этим… Я б тебя убил, Вовик, если б опоздал!

— И как здоровье? — озаботилась она.

— Не, прикинь, София, в центре мне поставили диагноз: при смерти! — возмущенно и с обидой в голосе жаловался Вова. — Нет, так убедительно… Рецептов выписали кучу на пятьдесят штук! У них там редкие лекарства…

— А ты повелся, как дурак! — фыркнул Артем. — И задания мои не выполнил, хотя пошел в центр проверить то, на что попался.

— И ты попался бы, — слабо огрызнулся Володя, ему ведь было неловко за свою дурацкую доверчивость. — Кстати, одно задание выполнил, я же выяснил, что там надувают. Но сначала поехал в нашу поликлинику, сделал кардиограмму, мне сказали, чтоб не приходил еще четверть века. Как тебе, София? Я ж чуть не умер от страха, что умираю! А они меня на бабки разводили… Жулье!

— София, ты паспорта взяла? — вспомнил Артем.

— Взяла. А ты заплатил госпошлину?

Улыбаясь, квитанцией он помахал перед ее лицом, потом вдруг испуганно распахнул глаза, зашарил по карманам пиджака, хмуря брови, но в следующий миг снова заулыбался, открыв коробочку с кольцами. Все эти манипуляции с руками и лицом вызвали смех у Арсения Александровича: