Николай открыл двери и остановился на пороге, с удовольствием втягивая носом воздух. Вкусно пахло котлетами. Конечно, Юрасик котлет не жарил, а купил, вероятно, в кулинарии, по дороге. Но у майора и до таких подвигов во имя себя, любимого, доходило крайне редко. Недавно вот подслушал ненароком (ну, не совсем) разговор Олимпиады Болеславовны с Капитолиной Болеславовной о том, что у Тото отлично удались кулебяка и рассольник, — и даже облизнулся, как голодный волк. Везет же некоторым.

— А вот и хозяин, — обрадовался ему капитан. — Давай проходи, мы тебя кормить будем. Видишь, семья собралась за столом, а ты шляешься незнамо где. Небось опять по бабам шатался. Какой пример ребенку подаешь?

И Сахалтуев ткнул пальцем в хихикающего стажера.

— По ним, по ним, — горестно подтвердил Варчук. — Где ж мне еще шляться-то в свободное от основной работы время?

— Какие результаты?

— Ты представляешь, этот паренек…

— Трояновский?

— Он самый. Он с ней весь вечер в парке стихи читал. Ну а я пошел домой, потому что делать мне там, бедному, одинокому и голодному, было больше нечего.

— А чего ты вообще торчал у нее столько времени? — изумился Юрка. — Я так понимаю, сегодня вечер лирики, мог бы и пораньше вернуться.

— Мало ли что, — неопределенно пожал плечами Николай. И потянулся к котлете.

— Куда?! — взревел капитан. — Марш руки мыть, горе луковое. Ты хоть купил что-нибудь в семью?

— Возьми там в коридоре, на тумбочке, — посоветовал Варчук из ванной. — Люди, у кого есть идеи?

— Может, она иностранная шпионка? — предположил Артем. — А чего, искусством перевоплощения владеет в совершенстве.

— Будь проще, я же тебе говорил, — посоветовал Юрка, откупоривая бутылку. — Морочит она мужикам головы, вот тебе и все искусство. Нет? Я не прав?

— Не прав, — серьезно сказал Николай, усаживаясь за стол. — Чихать она, по большому счету, хотела и на Говорова своего, и на мальчонку этого, и на шефа своего. А он вокруг нее вьется — любо-дорого посмотреть.

— У него же вроде кто-то есть? — уточнил Юрка. — Девица такая прехорошенькая.

— Девица есть, только мужик пропал, — хмыкнул майор. — Хотя сам, возможно, еще не понял. Ну ничего. Это быстро случится.

— А я сегодня для очистки совести проведал их квартиру с самого утра, — подал голос Артем. — Там еще один объявился, представляете? Она их что — солит на зиму?

— Кто таков? — спросил Николай.

— Некто Артур.

— Опаньки! — сказал Сахалтуев и с размаху сел на колченогую табуретку. — Вот те раз!

— Ни фига себе! — присвистнул Варчук.

— А что? Что случилось? — забеспокоился стажер.

— Пока — ничего, — похлопал его майор по спине. — Налей-ка начальству по сто пятьдесят, пока оно, начальство, рефлексирует.

— Ну и что скажешь? — спросил Сахалтуев, залпом осушив стопку.

— Скажу, что хватит смотреть спектакль с галерки. Пора и нам выходить на сцену.

— Кащей просил…

— Помню, все помню, но теперь-то уж и вовсе глупо бросать все на полпути.

— Ну, за удачу! — поднял Артем стакан.

И майор с капитаном одобрительно закивали, на него глядя.

* * *

В такую пору Андрей к нему не являлся никогда, если не совсем уж форс-мажорные обстоятельства. В последний раз это случилось года четыре тому. Так что Мишке было чему удивляться. Он открыл двери в домашнем наряде, потирая голову, с пультом в руке — хотел человек футбол посмотреть.

— Слушай, архистратиг, — сказал друг детства, вручая ему увесистый, солидно звякнувший пакет, — спасай. Пусти на пару минут. До завтра, а?

— Понятно, — пробурчал Миха. — Дайте, хозяева, попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде. Что случилось-то?

Он пропустил гостя в комнату. Тот рухнул в кресло у телевизора, блаженно вытянул ноги, закинул руки за голову, улыбнулся счастливо.

— На выяснения отношений сил сегодня нет, да и настрой не тот. А как представил себе, что приду домой, а там Мариночка… Если молчать — почему молчишь? Если смеяться — отчего такой радостный? А мне, Миха, петь хочется, но никак не объясняться.

Михаил потопал на кухню ставить чайник, ворча себе под нос:

— Пробросаешься, ох, пробросаешься.

— Только не начинай, — весело и вовсе не зло попросил Андрей.

Мишка загремел чашками, устанавливая их на столик-тележку.

— Ты главного понять не хочешь: тебе сейчас приятно, что та от тебя ничего не хочет, и противно, что Маринка хочет все время и чего-то конкретного. Так вот, эти, которым ничего вообще не нужно, они забирают все — понимаешь? Все. За ними остается выжженная пустыня, как за… — Он щелкнул пальцами. — Ну этими, ну как их?

— Ну эти… — подтрунил Андрей.

Михаил безнадежно махнул рукой:

— Да что я распинаюсь? Все равно ты сейчас никого слушать не станешь. Только дай мне слово, что не станешь торопиться с Маринкой. Кто его знает, как все дальше сложится, а она девочка славная и любит тебя, как может.

— Как может, так и любит. Это точно, — серьезно подтвердил Трояновский.

Мишка хотел что-то сказать, но передумал. Странное дело, он жалел друга, понимал, что ни радости, ни добра от этой внезапной и сумасшедшей любви тому не будет, но где-то там, в самой глубине сердца, он ему — завидовал, что ли? Да нет же, нет, быть такого не может!

* * *

В коммунальной квартире все готовились к операции «Стеклянный взгляд». Правда, Геночка, некогда получивший две грамоты за активное участие в мероприятиях по гражданской обороне, умолял назвать ее «Прямой зигзаг», однако и Олимпиада, и Капитолина Болеславовны категорически отказались «скакать прямыми зигзагами». Были последовательно отвергнуты также названия «Нулевая толерантность», предложенное Аркадием Аполлинариевичем, и «Мрачная луна», на котором настаивала Капитолина.

Первым из дверей, будто бы на этюды, выплыл Аркадий Аполлинариевич. Он нес столь увесистый кулек с завтраком и термосом, что невидимый соглядатай должен был увериться в том, что сегодня великий труженик мольберта и кисти собирается просидеть на одном месте до самой темноты. Прокричав в темный коридор массу благодарностей и прощальных приветов, Аркадий Аполлинариевич вальяжно прошествовал в сторону парка, после чего по-шпионски нырнул под огромный куст колючего дрока, спустился по протоптанной еще до войны и до сих пор используемой тайной тропинке, дал большой крюк через скверик, добрался до соседней подворотни и уже оттуда вприпрыжку устремился к черному ходу в собственную квартиру. Где его и впустил с заговорщицким видом Геночка, который минуту спустя и сам появился уже у парадных дверей, громко крича внутрь: