– Вы серьезно обвиняете в ее смерти Эрика? Есть конкретный повод?

Леон задумался, затем отпил коньяка и ответил:

– Если быть до конца честным, а с вами и сейчас мне хочется быть именно таким, то напрямую он не виноват. Эрик ничего не обещал Марии, не дурил ей голову, не соблазнял. Он всегда был холоден, сдержан и вежлив. А вот она… Словно помешалась! Такая вот роковая любовь с первого взгляда, раз и навсегда, когда больше никого не видят вокруг и не слышат, когда никакие доводы не действуют, когда разум отключен. Она думала, что другого такого красивого парня в ее жизни не будет, другого такого умного не будет и такого доброго тоже. Что там говорить, Марию накрыло чувством с головой, словно цунами прошло по сердцу, оставив одни разрушения после себя. Я видел: Эрик это заметил, смущался, был предельно тактичен и не знал, что ему делать. Сказать «да» он ей не мог, потому что Мария не зажгла огонь в его душе, а сказать «нет» в резкой форме ей тоже нельзя – было бы смерти подобно. Что и произошло. В отношении Марии к Эрику было нечто фатальное… Знаете, Яна, а вы волшебница! – вдруг удивленно произнес Леон.

– Что вы, я только учусь, – фразой из стародавнего кинофильма «Золушка» ответила госпожа Цветкова, только очень противным голоском.

– Я впервые без злобы и удушающей ненависти говорю об Эрике, и мне становится легче…

– Еще бы! – отметила Яна. – Злоба и ненависть не очень полезные чувства для здоровья. Потеря ребенка, конечно, самое страшное, что может приключиться с нормальным, любящим свое дитя родителем. Я сама бы на куски разорвала любого, кто посмел бы обидеть моего ребенка. Но в вашей беде нет врага, только фантом. Вы сами признаете, что Эрик ни при чем.

– Он живет, а Мария нет…

– Это был ее выбор – трагический, разрушительный. Но вы же подсознательно понимаете: он не виноват.

– Косвенно…

– Что косвенно? – прервала Яна князя. – Виноват, что не влюбился в ответ? А разве можно заставить себя влюбиться? Молчите? То-то же…

– Ладно, достаточно, я все понимаю. От того и бешусь. Дочери нет, род прервался, замок могут отобрать…

– Вы не можете нести ответственность за поступок двадцатипятилетней дочери. Вы должны продолжать жить.

– Еще скажи, родить другого наследника, – прервал ее Леон.

– Могли бы и родить. Новая жизнь – это всегда хорошо! Появление ребенка влило бы новую струю в вашу одинокую жизнь.

– Вы с ума сошли? – остолбенел Леон.

– Я совершенно серьезно! Знаете, сколько раз я возрождалась из пепла, словно птица Феникс? Всегда есть шанс. Особенно у вас, у мужчин. В любом возрасте.

– Жалко, у меня нет никаких продуктов, я бы сейчас приготовил вкусный ужин, и мы бы… – опять невпопад заговорил Леон.

– Не надо о грустном, – прервала князя Яна, – у меня это уже вошло в привычку.

– Что? – спросил Леон.

– То, что я в последнее время катастрофически недоедаю.

– А что случилось? Нет средств?

– Не в том дело. Просто все против меня. Только соберусь поесть – как что-то меня отвлекает, мешает.

– И у меня, как назло, ничего нет, – виновато произнес хозяин одной половины замка.

– Швейцарский шоколад стоил того, чтобы попробовать его на родине! Очень вкусный. Как и московский, – сказала Яна.

Леон засмеялся:

– У нас говорят, что кондитерские фабрики работают днем и ночью из-за туристов.

– А фабрики по производству часов? – поинтересовалась Яна.

– Они справляются, ведь часы разбирают не в таком количестве, то есть не килограммами, – успокоил ее князь.

Яна вышла на балкон с мини-колоннами по всему периметру в тот момент, когда начался фейерверк. Леон присоединился к ней и тоже поднял глаза к расцвеченному тысячами огоньков небу.

– Красиво…

– Обычно. У нас в Москве богатые люди в своих элитных местах проживания чуть ли не по каждому поводу устраивают себе такое, – откликнулась Яна.

– Знаете, Яна, а поехали-ка в город! – внезапно предложил князь.

– В город? – удивилась Яна.

– Я покажу вам ночной Берн. Уверяю, зрелище очень интересное и отличное от других городов мира. Отведу в лучший ресторан…

– Это запрещенный прием! – воскликнула Яна, уже понимая, что сдержит свое обещание и не бросит сегодня Леона в одиночестве.

– Я пошел переодеваться, а вы спускайтесь вниз! – обрадовался Леон.

Яна посмотрела вниз на толпу танцующих гостей на лужайке, заметила Эрика, и ей вдруг стало неловко.

– Эрик! Эрик! – привлекала она его внимание, размахивая руками и крича. Молодой человек поднял голову и удивленно воззрился на нее. – Эрик, не ищи меня! Я здесь в гостях! Приду к утру. Не подумай ничего плохого, я потом все объясню. Поверь, так надо!

Она еще раз на прощание помахала оторопевшему Эрику и побежала вниз.

Леон домчал Яну до Берна очень быстро, и они вместе пустились, что называется, во все тяжкие.

Правда, Яна сначала поинтересовалась, как он повезет ее, если выпил коньяка? На что Леон ответил, что немного алкоголя в крови на швейцарских дорогах допускается, а если он выпьет в городе еще, то они наймут шофера, который и привезет их домой.

– А почему вы не говорите мне то, что обычно говорят другие мужчины? – спросила Яна.

– И что же они говорят?

– Ну, мол, не бойся меня, детка, приставать я не буду…

Леон покосился на нее.

– Во-первых, я действительно не буду, особенно в такой день, приставать. А во-вторых… По-моему, вы не из тех девушек, которые могут бояться чего-либо.

– Сильно сказано, но доля правды в ваших словах есть, – согласилась Яна. – Кстати говоря, я чувствую людей и, несмотря на то что про вас слышала только негативное, да и знакомство наше прошло не лучшим образом, поняла, что вы человек неплохой.

– Спасибо за высокую оценку. Я действительно два года на людей зверем смотрю… Но, встретившись с вами, несколько изменился – вот, даже в город еду. У вас, Яна, талант влиять на людей.

– Главное, чтобы в положительную сторону, – отметила Яна.

– Результат налицо! – подтвердил Леон.

В этот вечер, а вернее уже ночь, князь проявил себя гидом, историком и любителем своего города. Он провел для Яны настоящую экскурсию, показав ей главные и наиболее интересные здания и памятники, площадь с фонтанами, бьющими вверх из асфальта. Днем здесь всегда веселилась детвора, а так как все действо разворачивалось прямо под окнами мэрии, то государственные мужи всегда могли посмотреть в окно и увидеть тех, ради кого, собственно, они и работали, то есть свое будущее. Это было по-человечески правильно и очень по-честному, по-доброму. Город был не очень ярко освещен, и, когда Леон вывел ее на центральную, по его словам, улицу, Яна оторопела.