Только теперь я не могу себе позволить беззаботного ни к чему не обязывающего жонглирования словами с Кириллом Алексеевичем. Меня очень интересует поведение одного человека, я пристально наблюдаю за ним, то и дело закрываемым официантами, разносящими шампанское и мороженое.

Презрительно-спокойное, чуть отстраненное лицо.

Прожектор изучающего взгляда ползет по залу.

Нервно сжимающиеся кулаки – с чего бы он нервничает?

Все заняты, пьют шампанское, общаются.

Когда умолкла музыка, Гиви, солнечно улыбнувшись (отчего его исключительно русский профиль приобрел исключительную ястребиность), притянул к себе симпатичную брюнеточку в розовом платье и провозгласил:

– Дамы и господа, обратите внимание! Сейчас мы покажем основные движения вальса. Наверное, многие из вас помнят, это не сложно, раз-два-три, раз-два-три. Сейчас мы с партнершей еще раз вам все продемонстрируем. А вы можете присоединяться!

Закружилась мелодия, завертелась пара танцоров, кружится моя бедная голова.

Как душно! Как тревожно...

– Наталия Александровна, вы позволите?

Вовчик, а ведь я тебя динамлю. Наверное, это была бы смертельная обида лет так сто пятьдесят назад. Ничего не могу с собой поделать, на меня снизошло озарение – Кирилл Алексеевич ведь лучший источник информации!

– С удовольствием! Только не вертите меня слишком сильно, в этом платье и ходить-то невозможно, а я собралась танцевать...

Да, да, я высокая – поэтому до меня доходит, как до жирафа! Ведь, попивая шампанское было бы удобнее обсуждать этот вопрос, чем теперь, во время танца. Мне достался прекрасный партнер, но это платье, эта нижняя юбка, этот, ядрен батон, подол, закрепленный в петельке...

Наконец, у меня получилось относительно неплохо освоиться на паркете и подумать о чем-нибудь, кроме позорного падения.

– Скажите, а вы давно знаете Гарика Левицкого?

– Нет. Неделю назад познакомились, – на лице Кирилла Алексеевича обозначилась напряженная морщинка. Считает шаги? – Я в его институт устроился работать, когда он только уволился. А что?

– Просто интересно. Публичный человек. И таинственный!

– Теперь, наверное, уже да: публичный, популярный! Хотя, знаете, в институте до сих пор сожалеют об его уходе. Там предпочли бы видеть сотрудника Левицкого, что нам его писательская слава. Он был прекрасным преподавателем, и человек очень хороший. Прямолинейный, без двойного дна. Впрочем, его книги сами за себя говорят. Как филолог, получаю от них истинное удовольствие. Для сегодняшней литературы это редкость. Пишут все, русский язык знают единицы.

– Говорят, Левицкий защищал диссертацию по творчеству Лермонтова.

– Кандидатскую. И будет о нем же писать докторскую. Он следил за реставрацией замка Щербатовых. Все не мог дождаться, когда можно будет сюда приехать в качестве туриста. А потом узнал, что здесь пройдет венчание Марины и Андрея, выяснил, чья она дочь и что мы шапочно знакомы, и попросил составить ему протекцию. Конечно, мы с удовольствием пригласили господина Левицкого. Нам приятно общаться с таким человеком. Тем более, для хозяина замка – Мариночка это уточняла – наплыв народа даже желателен. Чем больше гостей, тем лучше, можно понять, какие проблемы будут возникать у туристов. Хотя по мне, так эта репетиция – дело лишнее. Сервис здесь и так отличный, а наше пребывание – дополнительные расходы. Со стороны брата Андрея очень любезно было нас пригласить. У детей останется такая память о начале совместной жизни...

Время от времени я машинально поддакивала разглагольствованиям Кирилла Алексеевича. А думала при этом совсем о другом.

Информация, которую я нашла в ноутбуке журналистки в папке «Левицкий», оказывается, соответствует действительности. Дотошная Юленька выяснила, что Гарик писал кандидатскую диссертацию о творчестве Лермонтова, а вот Кирилл Алексеевич даже говорит о планах Левицкого по написанию докторской.

Неужели это и есть тот самый покупатель? Которому работяга примерно объяснил, где находится вырванный лист?.. Видимо, произошли какие-то нестыковки – Левицкий не знает точного места и вынужден заниматься поисками. Или – вот, версия по мотивам детективных романов – писатель подслушал случайный разговор, все слова не разобрал, но решил срочно отправиться на поиски! Выдвигать предположения проще простого.

Ведь Левицкий почему-то нервничает, на его лице так явно читаются злость и досада. При подобной массовой доступности идентификации эмоций психоаналитикам пришлось бы срочно искать другую работу. Гарику не терпится поскорее добраться до того самого листа? Подозревает, что его просто обманули, сыграли на его интересе к Лермонтову, как красотка, намекающая на постель, получает желаемое от захлебывающегося слюной кобеля? Все сходится? Рассуждения логичны или я в чем-то ошиблась?..

– Будь осторожна. Ты можешь умереть. Попроси куклу защитить тебя!

От негромкого голоса Айо у меня мурашки поползли по коже. Отдавливая Марининому папе ноги, я старательно испепеляла темнокожую девушку гневными взорами. Но она лишь безмятежно улыбалась и, легкая, как пушинка, послушно кружилась в такт движениям Михаила. Лицо Панина было напряженным. Закусив губу, он явно считал шаги и не слышал, как его подруга говорит мне странные пугающие вещи...

Так сказать, мементо мори.

Смерть – это такое важное дело, к ней надо готовиться.

И я готовлюсь, тороплюсь, бегу со всех ног по дурацким длинным коридорам замка...

Один раз, кстати, мне уже довелось пройти через такие приготовления, по молодости. История начиналась в курилке мединститута, где я, подчеркнуто чувственно выпуская дым, с многозначительным выражением поглядывала на своего однокурсника. Сессия была в самом разгаре, но мне очень хотелось в кино, конечно же, обязательно на ночной сеанс, и чтобы целоваться на последнем ряду. Однокурсник (не зря все-таки мальчик вырос в гениального хирурга, на халяву ничего не бывает) отличался повышенным усердием, отвлекаться на романтику не желал, и вот я старалась его соблазнить, как умела. Тогда почему-то курить считалось особенно круто, и никто не заморачивался по поводу того, что после пяти минут демонстрации губ и пальцев от одежды весь день разит табачищем. Относительно медицинских последствий этого глупого дела мы были осведомлены, забитые никотиновым дегтем легкие на вскрытиях видели все. Но, конечно же, были уверены, что с нами такое не случится, именно наши сигареты не осаждаются внутри темными тягучими смолами, мы побалуемся и бросим.

В общем, я курила, вся из себя такая томная. Желанный однокурсник, тоже нервно пыхая сигаретой, не отрывал глаз от конспекта и потому совершенно не замечал моих актерских экзерсисов. Зато их оценила непонятно как оказавшаяся в нашем институте незнакомая женщина в длинном черном платье. Она приблизилась ко мне, поводила руками возле моего лица. Испуганная, я отшатнулась, но теплые приятные волны все равно продолжали окутывать голову, шею, плечи.