Уаиллар окинул убитую долгим взглядом, запоминая её навсегда. Странно, но на его памяти Оллэаэ была первой женщиной, которая погибла в бою, а не умерла тихой домашней смертью или случайно пострадала от дикого зверя.

Для него почему-то важно было, что он теперь в любой момент мог увидеть её такой, какой она стала после смерти, вызвав образ из памяти. Это было больно. Очень больно. Но необходимо, хоть он и не смог бы сказать, почему и для чего.

Аолли подошла и лизнула его в левое ухо. К его удивлению, Уаларэ тут же повторила её жест, лизнув его в правое ухо.

Обе прижались к нему боками, и их тёплые щёки прилепились к его лицу с обеих сторон, будто поддерживая его челюсти, чтобы он не мог их опустить в знак смирения.

Уаиллар вздохнул глубоко и судорожно, хрипло выдохнул, поднял голову и сказал:

— Она должна быть упокоена с почестями, как воин.

Женщины, чуть отстранившись, кивнули в такт.

Осталось немного: воина с почестями хоронит Великий Вождь — если погибший воин умер в аиллоу или был до него донесён товарищами, что редко, честно говоря, случалось.

Взгляды женщин были более чем красноречивы: ты наш Великий Вождь? Значит, ты и исполни обряд.

Уаиллар же не чувствовал в себе ни дыхания Великого Древа, ни признания других воинов, которые требовались для того, чтобы он мог ощутить себя Великим Вождём своего собственного клана. Смерть Оллэаэ будто выбила из него дух. Не уберёг — не выполнил долг не то что Великого Вождя — мужчины-воина.

Да и клан его был слишком мал, особенно теперь.

Не чувствовал в себе Уаиллар силу Великого Древа, достаточную, чтобы Земля приняла в себя Жизнь, отданную Оллэаэ.

Слабым он был для этого. Так он, по крайней мере, ощущал себя. И не помогали ни круглые уши, нанизанные на тонкую лиану и висящие у него на шее, ни две аиллуа, прижимающиеся к бокам — третья, лежащая на земле, с торчащей белой костью, с потерявшей цвет кожей под спутанной и больше не блестящей шерстью, с полузакрытыми мёртвыми глазами — не давала ему почувствовать обычную для него уверенность в себе и своих действиях.

Отпустить воина в землю в аиллоу может только Великий Вождь. Отпустить воина в землю в походе чести может только военный вождь.

Не чувствовал себя теперь Уаиллар ни тем, ни другим.

«Уолле, — слышал он голос покойного отца своей жены, — уолле!».

Он, едва не задыхаясь, крутил головой в поисках подсказки, намёка, который дал бы ему возможность выйти из этого состояния — и не находил. Но вдруг на глаза ему попался Старый — который невдалеке что-то делал среди других круглоухих.

Вот оно!

Воин аиллуо почувствовал, скорее, чем понял, что есть, есть здесь, среди крови, смерти, страха, мужества и прочего, связанного с боем — тот, кто не задумываясь возьмёт на себя ответственность и возглавит всех.

Настоящий Великий Вождь.

Настоящий Держатель Связи, которого послушались бы и Великое Древо, и земля — будь он из аиллуэ.

Но здесь и сейчас лучшей возможности не было.

Уаиллар отцепил разряженные пиштоли, поправил лиану с ушами и рысцой кинулся к Доранту, пока тот не ушёл от раненых и не остался без калеки-воина, единственного, способного хоть как-то объяснить, что нужно сделать, чтобы упокоить бедную Оллэаэ так, как она того заслуживала.

Уаиллар даже не надеялся, что церемония пройдёт так торжественно и гладко. Старый, против ожидания, принял смерть альвы близко к сердцу и произнёс на грубом языке многокожих что-то, чего воин аиллуо толком не понял, но поняли оказавшиеся поблизости и стянувшиеся на зрелище круглоухие. Они покричали, помахали в воздухе оружием, подняли тело на плечи и отнесли под деревья, куда показала Аолли. Потом они окружили альвов, с любопытством глядя, как женщины под руководством Уаиллара проводят погребальный обряд, уговаривая землю принять мёртвое ради оставшегося Живого.

Когда тело исчезло в земле, чужие постепенно разошлись, качая головами и издавая удивлённое бурчание, а трое аиллуэ с ребёнком остались снова одни. Уаиллара радовало, что круглоухие, после не слишком продолжительного периода привыкания, перестали обращать на них внимание. Его бы наверняка обидело, узнай он, что их воспринимают в войске как ручных зверюшек Доранта — вроде собак, которых в Марке не водилось, но большинство имперцев про них знали, так как в новых землях не так много было ещё здешних уроженцев.

3

Потом целый день аиллуэ окружали оживлённые и страшно бестолковые хлопоты, в которых они не принимали никакого участия. Было такое впечатление, что круглоухие толком не знали, чем заняться: хватались за одно, бросали от окрика или сами, хватались за другое…

У альвов была главная забота: их немногие и немудрёные припасы сгорели вместе с телегой. Нужно было раздобыть что-то съестное, да и целебные травы с листьями не помешали бы — особенно Уаиллару, который тяжелых ран избежал, но потерял довольно заметное количество крови от нескольких ран мелких.

Они решили не разделяться, потому что в суматохе легко было потерять друг друга. Уаиллара по-прежнему поражало (и бесило) многолюдье — вокруг было просто огромное количество круглоухих самого разного вида, и воинов, и не-воинов, и даже самок. Он подумал было с раздражением: что делать самкам на поле боя? Но потом поглядел на Аолли с Уаларэ и понял, что неправ: мало ли какие обстоятельства заставляют мужчин тащить за собой женщин на войну.

В поисках еды альвам пришлось отойти от места битвы — а теперь места, где войско встало лагерем — на довольно большое расстояние. Причина была прозаической и отвратительной: если до сих пор Старый со своими ближниками жёстко требовал, чтобы на каждой стоянке отводили специальное место для испражнений, то сейчас всем было не до того, и все окрестности были изрядно загажены.

Пришлось пройти довольно много, пока альвы набрели, наконец, сначала на купу арраи, на которых ещё оставались плоды, потом на несколько деревьевурэали, усеянных мелкими и ещё не вполне зрелыми стручками. Им хватило наесться, а по журчанию невдалеке они нашли крошечный чистый ручеёк.

Возле него они и устроились отдыхать, вдали от суетливых и вонючих спутников.

Наутро альвы вернулись к лагерю многокожих, загаженная полоса вокруг которого за ночь заметно расширилась.

Там почти ничего не изменилось — только что суеты стало меньше, а целенаправленно, уверенно двигающихся круглоухих — больше. Если присмотреться, то почти все были при деле.

Уаиллар не знал, что делать ему и женщинам. В лагере находиться было противно и бесполезно. Старого и калеку-воина он видел издали, те были явно страшно заняты. Да и незачем, на самом деле, было к ним приближаться — что было у них просить или спрашивать?

И он решил вернуться пока к ручью и плодовым деревьям, чтобы дождаться там, пока круглоухие снимутся с места — не будут же они оставаться на этом клочке загаженной земли надолго?