Матье увидится с Жюльеттой во второй половине января: можно представить себе содержание их беседы… Признавался ли себе благородный виконт, что относительное одиночество, в котором она жила, вполне подходило «несравненной подруге», более того, это был случай, лучше не придумаешь, чтобы излечить ее от кокетства, неистребимой жажды знаков внимания, без которых она не могла жить?.. Сознавал ли он, что выдают письма, которые он к ней писал? За всеми этими пылкими нравоучениями, проницательными духовными наставлениями, возможно, скрывалось тайное удовлетворение от того, что она против воли удалена от всякого соблазна? Короче, понимал ли Матье, до какой степени он любит Жюльетту?

Одной из их общих забот была г-жа де Сталь. От баронессы приходили странные письма: она терзалась, но не предлагала конкретной встречи. Что она скрывала?

Оказалось, что г-жа де Сталь к сорока шести годам забеременела от молодого гусарского офицера, на которого робко намекнула в одном письме к Жюльетте за прошлый год, — Джона Рокка, двадцати трех лет, «красивого как бог» и якобы без ума от нее. Они соединились тайным браком. Баронесса тщательно скрывала свое состояние, так тщательно, что ее собственные дети, ничего не заподозрив до самых родов (в ночь с 7 на 8 апреля 1812 года), говорили о приступе водянки… Понятное дело, пока она не стремилась ни разъезжать, ни принимать у себя кого бы то ни было…

Пока г-жа де Сталь пребывала в отчаянии, кавалер Огюст навестил свою красавицу, а ее друзья, часто ей писавшие, старались из Парижа смягчить ее участь. Хотя Жюльетта этому строго противилась, были предприняты некоторые ходатайства за нее. Адриан педантично в них отчитался: г-жа Мармон поговорила с Мюратами, которые были расположены к г-же Рекамье. Виделись и с Жюно. Но из этого ничего не вышло. Да Жюльетта на это и не рассчитывала.

Она не похожа на героиню. Просто тверда и ведет себя с выдержкой и хладнокровием, которые всегда были ей присущи. И всё же это изгнание довлеет над ней, у нее ощущение «ледяного одиночества». Ей, как никогда, хотелось бы окружить себя людьми, теплом, любовью. «Париж Вас обожает», — пишет ей любезный Эжен д'Аркур. Париж для нее закрыт. Тогда она начинает подумывать о путешествии. 27 марта сообщает художнику Жерару о своем желании поехать в Италию. Г-жа де Буань хочет ее от этого отговорить: Вена кажется ей предпочтительнее, как с социальной, так и с финансовой точек зрения. Жюльетта колеблется, потому что не хочет и не может отказаться от мысли увидеться с г-жой де Сталь.

И тут происходит событие, прояснившее ее положение.

Как рассказывает об этом сама г-жа де Сталь в книге «Десять лет изгнания», в субботу 23 мая 1812 года она села в карету «с веером в руке», сопровождаемая Джоном Рокка и двумя своими детьми, как будто собираясь на обычную прогулку. В два часа пополудни она покинула Коппе, где ее ждали к обеду… Вернулась она туда только двумя годами позже.

Власти всё поняли только тогда, когда баронесса была уже вне досягаемости: она попросту сбежала! В отличие от королевской семьи, 21 год тому назад[24], г-жа де Сталь тщательно подготовила свое бегство, и оно удалось. Она больше не могла выносить заточения между Коппе и Женевой. Доносы и давление были ей нестерпимы, мысль об аресте пугала. Она получила разрешение отправиться в Америку, но и в мыслях не имела покинуть цивилизованную Европу. Она намеревалась пожить в свободной стране, а в ее положении на эту роль подходила только Англия. Чтобы туда добраться, ускользнув от наполеоновской полиции, ей придется сделать крюк. И какой! Прошло тринадцать месяцев, прежде чем она прибыла в Лондон.

Итак, она пустилась в путь, который приведет ее сначала в Берн, потом в Вену, затем, через Моравию и Галицию, — в Россию: Киев, Москву, Петербург, наконец, через Финляндию и Ботнический залив, в Стокгольм, где она поживет какое-то время, а затем отплывет из Гётеборга в Гарвич… Свои странствия она описывает в «Мемуарах об изгнании», опубликованных сыном Огюстом после ее смерти.

Узнав об этом неожиданном отъезде, Жюльетта «свалилась с небес на землю»! В день своего бегства баронесса написала ей, но не предложила ничего конкретного, кроме вероятной встречи на водах в Швейцарии, которую она предпочла бы любому другому месту… В следующей записке была такая значимая фраза: «Я люблю Вас больше, чем Вы думаете». Ибо, не зная о реальном положении своей подруги, Жюльетта могла справедливо подумать, что этот отъезд, совершенно не учитывавший ее интересы, хотя г-жа де Сталь и «доверяла ей Огюста», был верхом эгоизма… Она была им глубоко возмущена.

Ожидание в Шалоне больше не имело смысла. Жюльетта решает провести некоторое время в Лионе: в родном городе ей, по крайней мере, будет с кем общаться. Ее хорошо примут члены семьи, особенно золовка, очаровательная г-жа Дельфен, она встретит там нескольких друзей, к тому же Лион лежит на дороге в Италию, которую ей так хотелось бы открыть для себя в компании с Коринной…

Жюльетта остановилась в гостинице «Европа» на площади Белькур. Она была грустна, и письмо от г-на Рекамье не могло ее утешить: муж просил не забывать, что она постоянно находится под негласным надзором полиции и что из Лиона уже поступили два донесения: о ее прибытии и о том, что она ведет себя хорошо, мало с кем видится и чаще остается дома…

Чаще оставаться дома — вот и все, что она могла делать. Когда через Лион проезжали супруги Жюно, они зашли взглянуть, как она проводит время между пианино и пяльцами, всё такая же грациозная и одетая в белое… Вслед за г-жой Дельфен она навещала бедняков, больных и заключенных. Г-н Рекамье, хорошо знавший свою младшую сестру, предостерегал Жюльетту от того, чтобы не бросаться лишний раз в глаза, «выходя за границы разумного». Это не помешало г-же Рекамье забрать у бродячих актеров маленькую англичанку и воспитать ее за свой счет.

Но обычная благотворительность, хоть и отвлекала Жюльетту от посещавших ее грустных мыслей о своем незавидном положении, не могла сгладить подавленность, ощущение пустоты и ненужности, которые она испытывала после бегства г-жи де Сталь. В Лионе, по крайней мере в начале своего пребывания, Жюльетта не проявляла безмятежной отрешенности, которая заслужила ей в Шалоне восторженные похвалы друзей. Она гораздо более ранима. Что ей нужно — и Лион ей это даст, — так это восстановить собственные силы, завязав новые и крепкие отношения в обществе. Жюльетта всегда черпала нравственные силы, необходимую уверенность в том, что она существует, во взгляде других людей, обращенном на нее, чувствуя, что ее аура, ее сияние, ее чары продолжают действовать. По воле случая на ее пути окажутся прямо противоположные человеческие типы: две знатные дамы и один поэт.

***

В том же отеле жила другая, но столь отличная от Жюльетты изгнанница — герцогиня де Шеврез. Урожденная Гермессинда де Нарбон-Пеле, она после замужества с Альбером де Люином оказалась свояченицей Матье де Монморанси. К тому моменту когда Жюльетта сошлась с ней, ей было двадцать семь лет. По соображениям в основном имущественного характера, часть клана Люинов-Монморанси, во главе с отцом Матье, примкнула к императору. Герцогиня де Шеврез и ее свекровь, герцогиня де Люин, были из непримиримых. Наполеон не ошибся, назвав особняк Люинов «метрополией Сен-Жерменского предместья». Тем не менее Гермессинду принесли в жертву, принудив ее стать статс-дамой. Свои обязанности она исполняла неохотно и заносчиво. Когда император назначил ее сопровождать развенчанную королеву Испании, она ответила: хватит ей и того, что она сама узница, тюремщицей быть не желает… Изгнание последовало незамедлительно.