– Немедленно прекратите это, – велела она, и Рис замер на полушаге, а его руки повисли по бокам. – Иди к себе в комнату и оставайся там, – приказала она ему.

И Рис пошел. Механически переставляя ноги, он поднялся по ступенькам, прошел мимо Лумы, чьи глаза из темноты впивались в мои. А потом она ускользнула в тень и скрылась из виду.

Ханнафины повставали с мест, вышли в зал и стали надевать пальто и шляпы, бормоча что-то про приятный вечер. Grand-mère снова упала в кресло. Она выглядит уставшей, подумала я; возможно, заставлять Риса делать что-то против его природы было нелегко. Отец налил себе очередной бокал вина. Мама на диванчике казалась такой слабой, что я подумала: она в любую минуту может потерять сознание. Что ж, раз больше рассчитывать было не на кого, я сама проводила Ханнафинов к выходу. Артур шел чуть позади меня. Когда гости ушли, я повернулась к нему.

– Вы тоже это почувствовали, – сказала я.

Он хотел кивнуть, но голова словно застыла у него на шее. Наконец он стряхнул оцепенение.

– Персефона что-то сделала с вами, – сказала я. – Можете ничего не говорить.

Он сердито посмотрел на меня.

– Только не думайте, будто понимаете, что здесь происходит, – сказал он.

– Не будьте так жестоки со мной.

Не успела я это сказать, как тут же пожалела. Его лицо в тот же миг стало нейтральным.

– Хорошо, – сказал он. – Спокойной ночи, Элеанор. Было приятно провести с вами вечер.

И с этими словами он растворился в ночи.

Мне хотелось понять произошедшее: Маргарет, стучащая в дверь. Холодная рука у меня на шее. То, что я видела. Но grand-mère вяло позвала меня в гостиную, так что я подошла к ней.

– Думаю, все шло хорошо, – сказала она. – Но твой кузен… он продолжает весьма плохо себя вести. – Я приподняла бровь и ждала, что она скажет дальше. – Ты ни в чем не виновата, разумеется. Твой отец или дедушка давно должны были с ним поговорить, объяснить, как подобает вести себя молодому человеку. Но, конечно же, они лелеют его, ведь он их любимый наследник.

Это правда, Риса и впрямь лелеяли. Ему все сходило с рук. Меня это злило, как, впрочем, и всегда. Но я подумала о том вечере, когда он вывалился из стенного шкафа в зале. Вспомнила синяки на его шее. Болезненную радость на его лице, он словно предвкушал, как вонзит зубы во что-то прекрасное. У меня мелькнула мысль о Люси Спенсер, и все мое существо наполнил стыд. В конце концов, у меня тоже имелись скелеты в шкафу.

И все же. Я по-прежнему не хотела, чтобы он ошивался рядом с Артуром. Он мог бы найти кого-нибудь другого, чтобы…

– Что, если мы отправим его на лето за границу? – предложила я. – В Европу?

Grand-mère фыркнула.

– Сомневаюсь, что он выдержит, – сказала она. – Без нашей протекции проблемы не заставят себя долго ждать, я уверена.

– Не так уж он и уязвим.

– Он молод и импульсивен. Он может причинить кому-то боль. Может попасть под арест. И если это произойдет, мы не сможем защитить его, не раскрыв себя. Нет, мы должны подыскать ему невесту. Такую, которой можно доверять, которая сможет защитить его от неприятностей. Я хотела бы, чтобы горожане не просто терпели нашу семью, но чтобы мы им нравились. Думаю, дочка Ханнафинов могла бы нам в этом посодействовать.

– Не знаю, – сказала я. – Она кажется какой-то хилой. Что, если он причинит ей боль? Grand-mère, а ты не знакома с кем-нибудь вроде нас?

Она озадаченно посмотрела на меня, словно не совсем поняла, о чем я.

– А, – сказала она наконец. – Ты имеешь в виду, с кем-то вроде них. Знаешь, думаю, я могла бы… дай-ка я напишу пару писем, поглядим, не найдется ли подходящих леди, которые могли бы приехать к нам погостить. Быть может, я подберу кого-нибудь и для Лумы, пока мы ищем пару Рису. – Она погладила меня по щеке. – Прости, дорогая. Я подумала, ты имеешь в виду кого-то вроде нас с тобой. – Ее ладонь задержалась возле моего лица. – Но таких, как мы, нет больше в целом мире.

– Я устала, – сказала я.

– Разумеется, моя дорогая, – сказала grand-mère. – Почему бы тебе не отправиться в постель?

Я кивнула и стала подниматься по ступенькам. Рис метался у себя в комнате, тяжело ступая, ударяясь о стены. Я попыталась не обращать на него внимания, но грохот не прекращался, он доходил до моей спальни. Наконец, я не выдержала, встала с постели и распахнула дверь его комнаты. Рис, вгрызавшийся в столбик кровати, резко вскинул голову.

– Что ты творишь? – спросила я. – К чему весь этот шум?

– Я не могу выйти, – сказал он. Потом бросился ко мне, резко развернулся и побежал к противоположной стене. – Я не могу выйти. Я не могу выйти.

– Ох, успокойся, – сказала я. – Конечно можешь.

Рис с надеждой посмотрел на меня, а потом кинулся к открытой двери, но потом снова сделал петлю.

– Не могу! – сказал он и ударил кулаками в стену напротив.

– Зачем ты это делаешь? – спросила я. – Если собираешься и дальше так шуметь, иди на улицу. Grand-mère уже спит.

Рис подошел к двери и переступил через порог. А потом с недоумением посмотрел на меня.

– Я могу выйти, – сказал он. – Я пойду на улицу.

– Неужели? Иди уже!

Он сбежал вниз по лестнице и скрылся за углом. Кухонная дверь с грохотом распахнулась и захлопнулась.

* * *

Первая невеста приехала довольно скоро.

Всю неделю мы спокойно провели в доме. Артур пока не возвращался. В его отсутствие я погрузилась в рутину: поздние завтраки с grand-mère, беседы в гостиной, уход за растениями, попытки расшифровать бабушкину книгу, пока grand-mère дремала днем – каждый раз, когда она дремала. Потом ужин с семьей: Лума со мной не разговаривала, а папа пил больше обычного. Я изо всех сил старалась завязать хорошую беседу, предлагала сыграть в шахматы или спеть со мной в гостиной. Какие-то дни проходили лучше, какие-то хуже.

А потом, по ночам, мне снилось, будто я Персефона.

Все началось с той первой ночи после ее смерти, когда мне снилось, будто я иду вверх по холму через незнакомый город под ярко-голубым небом. Это повторялось раз в несколько ночей. Иногда видения были похожи на вспышку: я толку травы в ступке, выжимаю марлю, из которой капает кислотно-зеленая жидкость, оставляя пятна на моих кожаных перчатках. Иногда я видела более детальные сны длиной в полдня, а то и в целый день. Самым странным из всех пока был сон о споре с дедушкой Миклошем, который настаивал, что он не скажет детям о… о чем-то, что мне было трудно понять. Именно после этого сна я проснулась тем ранним утром с беспокойным чувством и не смогла больше уснуть. Я подумала: может, это как-то связано с тем, почему бабушка Персефона отослала меня из дома. Поэтому я взяла книгу с прикроватной тумбочки и отправилась в оранжерею.