Дракондии приходили в норму. Листья из желтых стали насыщенно-зелеными, на концах длинных стеблей некоторых из растений завязались новые тугие бутоны. Проходя мимо них, я пела: «Признайся мне, смеясь, или взахлеб рыдая, что нет в тебе ко мне любви – а мне неважно, знаешь», – и чувствовала, как цветы колеблются и покачиваются, пока я усаживаюсь в кресло с бабушкиной записной книгой.

Я пыталась отыскать хоть какое-то упоминание о себе, но все шло не по порядку. Первые несколько страниц были явно заполнены не бабушкой: там был текст на чистейшем итальянском языке и несколько детальных зарисовок местных развалин. За ними начинались записи крупным детским почерком, которые становились все меньше и меньше, пока из каракуль, словно мотылек из кокона, не появился бабушкин четкий почерк. Потом, дойдя до последней страницы, она явно вернулась к началу и стала заполнять все свободное пространство на более ранних страницах, втискивая строки бисерным почерком в любое свободное место. Так, рядом с детским рисунком козы я обнаружила запись: «Лузитания родилась 3-го июня». Год был не указан, далее шли лишь некоторые подробности, например о плаценте.

Я пыталась просматривать страницы по диагонали в поисках любого упоминания о себе, но мой взгляд продолжал цепляться за основной текст. Вот она убегает от толпы крестьян после того, как пырнула мальчика в живот – хотя нигде не было указано, за что. Вот она просыпается на круглом камне посреди колышущегося моря змеиных лилий, выросших за время ее сна. А вот бежит в Америку на корабле – и далее перечисление всего, что она взяла с собой. Рядом со списком стояли карандашные галочки, так, словно она каждый день опустошала сумку, проверяла, все ли на месте, а потом укладывала обратно.

Как жаль, что я не могу обсудить все это с ней. Я никогда не думала о том, какой была ее жизнь в молодости. Для меня она всегда была старой, да вдобавок еще были годы, в течение которых я вообще почти о ней не думала.

Бабушка никак не обозначала своего присутствия после того слова «уходи» на столе пролитыми чернилами. Каждую ночь я боялась, представляя, как она начнет швырять вещи в моей комнате. Но и ее безмолвие тоже в некотором смысле пугало.

Я снова вгляделась в страницу и обратила внимание на заметку на полях. На этой странице был загнут уголок, и кончик его указывал именно на нее.

Я долго всматривалась в этот текст, кусая ногти. Маргарет трижды постучала в дверь, и спустя минуту явился Артур. После того, как его призвали.

Я привыкла считать бабушкино колдовство довольно безобидным, даже его ужасающие формы вроде копания в кишках трупов, ощупывания внутренностей. Заглядывание в будущее, варка простеньких ядов из цветов – все это казалось довольно невинным. Простым до такой степени, что начинало выглядеть опасным. Это ощущалось как зло.

Я вышла через дверь в дальнем конце оранжереи и стала спускаться по деревянным ступенькам к океану. На берегу я разделась и бросилась в воду. Меня моментально охватило блаженство. Растения поправляются. Через неделю распустятся новые цветы, и я смогу собирать нектар и перегонять его в кухне. Я позволила волнам раскачивать меня из стороны в сторону и совсем потеряла ощущение времени и пространства.

Я плавала лицом вниз, когда по ступенькам стремительно сбежал Рис. Он подбежал к воде, упал на колени и принялся кричать мне. Я сперва услышала плеск воды, и только потом его голос, и подняла голову.

– Что такое? – крикнула я ему.

– Тут кто-то есть!

На его лице виднелись потеки; поначалу я подумала, что это слезы, но вблизи поняла, что это засохшая кровь. Я двинулась к нему, стараясь, чтобы из воды торчала только моя голова. Но Рис, похоже, даже не смотрел на меня; он смотрел куда-то вдаль, на воду.

– Кто? – спросила я.

– Я раньше никогда ее не видел, – сказал он. – Но она разговаривает с ней. – Рис издал рык и зашагал. Идти в воде было тяжело, и он выглядел так нелепо, что я начала смеяться.

– Прекрати! – Он накинулся на меня, но я нырнула под воду и с легкостью уплыла от него. Он попытался преследовать меня, но упал с отмели, и ему пришлось грести. Работая руками, он сердито смотрел на меня.

– Почему ты такой стала? – спросил он. – Мы же были друзьями.

– Нет, – сказала я. – Ты обычно задирал меня.

– Я имею в виду, в детстве.

– Ну, этого я не помню.

Он бросил на меня испепеляющий взгляд и стал грести туда, где помельче. Я смотрела, как он выбирается из воды и отряхивается. Подумала, что можно броситься за ним вдогонку, но если его что-то там расстроило, это даже не мое дело. Однако мое любопытство усиливалось. Кто явился к нам в дом? Я вышла на берег, оделась и пошла посмотреть сама.

Заглянув в окно передней гостиной, я увидела картину: grand-mère стоит, положив руку на предплечье молодой женщины. Девушка была одета в красивое синее платье, волосы цвета горячей смолы были высоко зачесаны. Она смеялась, сверкая крохотными острыми зубками, которые росли, словно у пираньи, в два ряда.

Grand-mère нашла подходящую пару для Риса, кого-то вроде нас.

Это удивило меня, несмотря на наш с ней разговор. До этого я не вполне понимала, что есть и другие, такие же, как мы, но не наши родственники. Мне хотелось расспросить девушку. Откуда она? Как grand-mère ее нашла? Но я не могла даже представить, как буду задавать эти вопросы при grand-mère.

– Я не чувствовал ее запаха, – сказал Рис.

Я подскочила. Он стоял за моей спиной и вглядывался в окно, все еще мокрый. Я и забыла, как тихо он умеет подкрадываться.

– О чем ты? – спросила я.

– Она просто появилась тут. Внезапно. – Рис встал рядом со мной, положив руки на подоконник, и в его горле заклокотал рык.

– Успокойся, – сказала я. – Это просто гостья. Думаю, она приехала познакомиться с тобой.

– Зачем?

– Ну, ты же можешь знакомиться с людьми, – сказала я.

Он помотал головой.

– Я не хочу ни с кем знакомиться, – сказал он. – Я уже влюблен.

Для меня стало шоком, что он так просто об этом сказал; у меня вырвался смешок. Он ощерился на меня, челюсть начала выпячиваться, постепенно выпуская новые зубы.

– Не смей надо мной потешаться, – процедил он. – Ты понятия не имеешь, что я чувствую.

– Рис, – сказала я. – Послушай. Так не может больше продолжаться.

– Это почему?

– Потому что он тебя не любит! – сказала я. – Он встречается с Лумой. – Я почувствовала, как при этих словах сжимается мое горло, но заставила себя продолжить. – В любом случае это не твой путь. Ты же не какой-то… я имею в виду, посмотри на себя!