– Двести шестнадцатый сел?

– Только что, весь в дырах.

Сел – уже хорошо, а самолет отремонтируют. Надо сказать, наши техники и механики творили чудеса. Посмотришь на иной самолет и думаешь – только под списание. А проходит день-два-три, и самолет готов к полету. Прост самолет в ремонте, за это конструктору спасибо, да механикам за их золотые руки.

Немецкая авиация досаждала сильно. Ставка решила провести с 5 по 8 ноября массовую операцию по уничтожению самолетов противника на его аэродромах. Сначала самолеты-разведчики провели разведку – где аэродромы, сколько и каких самолетов базируется, где расположены зенитные батареи? Особый интерес представляли аэродромы, где базировались бомбардировщики, они наносили ощутимый урон. От ВВС Калининского фронта задействовали 32 самолета, от Западного фронта – 46, Брянского – 56, Московского военного округа – 32 и дальнебомбардировочной авиации, которая напрямую подчинялась Ставке, – 80. Всего целей наметили 19, из них на 5 ноября – 13. Налет совершили рано утром, едва начало вставать солнце. Бомбардировщики не приспособлены для ночных бомбометаний, кроме авиации дальнего действия. Почти все наличные силы истребителей были подняты, чтобы не подпустить к бомберам немецкие «Мессеры». На аэродромах Люфтваффе вовсю подготовка к полетам идет, прогревают моторы. Никто взлететь не успел, наши штурмовики сначала обрушили реактивные снаряды и бомбы на зенитные батареи и тут же ушли. А уже вторая волна на подходе бомбардировщиков. Бомбы вниз пошли, на стоянки самолетов, которые к полетам готовы и уже без маскировки. По бензохранилищам, по наземным постройкам. Не ожидали немцы массированной бомбежки, потому как не практиковали ВВС РККА раньше такое. Удары повторили 6 и 7 ноября по 15 аэродромам, а 12 и 15 ноября еще по 19. Ущерб нанесли огромный. После каждого налета над аэродромами пролетал самолет-разведчик, фиксировал на фото результаты. В итоге уничтожено полностью 100 самолетов и повреждена 61 машина. Полеты немецкой авиации резко сократились, по большей части уничтожены или повреждены бомбардировщики. «Хейнкели-111» или «Юнкерсы-88» стоили в производстве дорого. Отличные прицелы, хорошие условия для экипажа с отапливаемыми кабинами, радиосвязь, мощные моторы, алюминиевые фюзеляжи и крылья – все стоило денег. Истребители же не то что бомбежку, штурмовку толком провести не могли.

Массированный удар по аэродромам замедлил наступление немцев. Любое наступление Вермахта предварялось бомбежкой, потом в атаку шли танки и пехота. Если встретили сопротивление, в дело вступала артиллерия.

На московском направлении немцы превосходили Красную Армию в людях в 1,5 раза; в танках в 1,6 раза; в артиллерии в 1,4 раза.

Холода в 1941 году наступили рано. Зима не была суровой, обычной, но пришла раньше, чем обычно. Уже в ночь с 6 на 7 октября выпал первый снег, температура опустилась до минус 1–2 градусов. Испуганные полетами бомбардировщиков, эвакуацией предприятий, с середины октября москвичи огромными колоннами потянулись по шоссе Энтузиастов, переходящему в Горьковское шоссе, на восток, в эвакуацию.

Морозы посерьезнее, до минус 7 градусов, пришли 4 ноября, продержались всего 3 дня. Но уже 11 ноября опустились до 18 градусов ниже нуля Цельсия, а кое в каких районах области до 28 градусов. Для немцев это был суровый удар природы. Они со страхом думали: если в Подмосковье такие морозы, то что же творится в Сибири? Русский север и Сибирь страшили.

В полевых условиях выдержать русскую осень и зиму немцам, привыкшим к мягким европейским зимам, было тягостно. Сначала дожди развезли все дороги. Немецкая техника приспособлена для передвижения по непролазной грязи не была. У гусеничной техники гусеницы узкие, что у танков, что у тягачей, проваливались в грунт. Износ пальцев звеньев гусениц, ведущих катков был непомерно велик из-за попадания грязи на подвижные соединения. На немецких пушках колеса узкие, так называемые артиллерийские, вязли по ступицу. На советских пушках колеса стояли автомобильные. На 45-мм противотанковой от полуторки «ГАЗ-АА», на дивизионной 76-мм «ЗИС-3» и «ЗИС-2» от грузовика «ЗИС-5».

Получалось дешево и надежно. Кроме того, масла для двигателей и смазки летние, к зиме не приспособлены, замерзали. Приходилось не глушить моторы сутками. С подвозом топлива у немцев было плохо. Чтобы наступать, частям группы армий «Центр» ежесуточно требовалось 27–29 железнодорожных составов, а получали в лучшем случае 1–8. Перешивка железнодорожной колеи отставала, с цистерн бензин сливали в бензовозы, а они добраться до своих подразделений не могли из-за грязи, потом из-за снега. Хуже всего приходилось личному составу. На голове – пилотки, шинели тонкие, ветром насквозь продуваются, сапоги по размеру подобраны, даже на теплые носки не лезут. А у русских телогрейки, ватные штаны, полушубки, шапки-ушанки, валенки.

Гудериан и другие генералы еще в первых числах сентября посылали заявки на теплое обмундирование. Не получили, генштаб считал, что до морозов возьмут Москву и зиму проведут на теплых квартирах. На складах Вермахта теплой одежды не было, ею снабдили только егерей на севере, в Карелии. В общем, «генерал Мороз» выступил на стороне русских. Но наш человек к холодам привыкший. Моторы самолетов и танков сутками, как немцы, не гоняли. Имелись предпусковые подогреватели вроде больших паяльных ламп. Горячий воздух от них подавался на поддон двигателя. Двадцать-тридцать минут, и двигатель к запуску готов.

В кабинах советских самолетов холодно, с подъемом на высоту настоящий мороз. Летчикам выдали меховые комбинезоны, шлемы, унты. Тепло, но теплая одежда сковывала движения. Андрей даже подумал – случись покидать самолет с парашютом, еще постараться надо. Да еще самолет кувыркается, вдвойне тяжелее. Но мысли такие старался гнать. Зато для двигателя «Яка» холодная погода – благо. Двигатель «М-105» был лицензионным мотором «Испано-Сюиза», модернизированный в КБ Климова. Жидкостного охлаждения, 12 цилиндров, объемом 35 литров, выдававший у земли 1020 л.с., имел наддув в две ступени и моторесурс 125 часов. И все бы ничего, такой мотор устанавливали на «МиГах», на «Пе-2». Но на «Яках» туннель масло- и водорадиаторов мал и нужного охлаждения не давал. Форму и площадь радиаторов КБ Яковлева меняло, но без успеха. Плохое охлаждение преследовало яковлевские машины хронически, все годы выпуска. В летные части были даны указания – ограничить в горизонтальном полете обороты мотора до 2250 в минуту. На форсаже при взлете допускалось 2600 оборотов в минуту, но не более двух минут.

При модернизации мотора производительность нагнетателя повысили с 900 до 1050 мм рт. ст., возросла мощность, такие моторы получили индекс ПФ, снизился моторесурс до 100 моточасов, снова выросла тепловая нагрузка. Замкнутый круг! И как летчику в бою следить за оборотами и температурой мотора, когда надо вести бой? И если была дилемма – дать полный газ, довести до максимальных 2700 в минуту и догнать «Мессер», сбить или следить за температурой и самому быть сбитым, то выбирали первый вариант.

Поэтому наступление холодов летчики и механики восприняли хорошо. И уже при полетах для сопровождения наших бомбардировщиков при налетах на немецкие аэродромы 5–15 ноября это почувствовалось, как и в последующих боях. Снега выпало не очень много, с расчисткой взлетно-посадочной полосы справлялся один бульдозер. Да и не бульдозер он был. На трактор механики приспособили два листа железа, вот он и чистил. Пока летали на колесном шасси, но тормозить приходилось аккуратнее, да увеличилась длина пробега. Но уже получили с завода лыжи. При их установке можно было взлетать со снежной целины. Для апробации установили их на один истребитель. За взлетом наблюдали все свободные от полетов. Поднялся в воздух самолет обычно, убрал шасси. Если колеса убирались в ниши полностью и закрывались щитками для лучшей обтекаемости, то сейчас убирались стойки, а лыжи прилегали к крылу, создавая сопротивление. После пары кругов истребитель сел, пробег получился большой. По-иному быть не могло, тормозов-то на лыжах нет. И на стоянку заруливать сложно, как в гололед на автомашине. Пилот из кабины выбрался разочарованный, а летчики уже обступили машину, посыпались вопросы.