– Что ж они, совсем пещерные? Одна блатата?

– Если так переживаете, могли бы в офисе подождать, я ведь предлагал.

Широков промокнул губы платком и отвернулся. Этот бухгалтер был слишком прыток, чтобы удовлетвориться малым. Потянет одеяло на себя, обязательно потянет. Расстаться – и чем скорее, тем лучше.

– Двадцать четвертый километр, – предупредил водитель.

Нуркин и сам уже видел. На обочине стоял угловатый джип болотного цвета, из которого торчала мускулистая рука. Рука призывно махнула, и водитель, не останавливаясь, проехал дальше. Сзади невесть откуда появился вишневый «БМВ». Обогнав «Линкольн», он дважды мигнул поворотниками.

Через несколько километров они свернули – название на проржавевшем указателе Нуркину разглядеть не удалось, но дорога была хорошая, асфальтированная. Миновав маленький мост со свежевыкрашенным шлагбаумом, эскорт вкатился в дачный поселок. О том, что это именно поселок, а не парк и не заповедник, Нуркин догадался, лишь когда заметил череду высоких заборов.

Кругом росли огромные сосны, и было непонятно, каким образом здесь что-то построили, не повредив деревьев. Дощатые ограды тянулись на многие метры, и каждый участок занимал никак не меньше пятидесяти соток.

«БМВ» встал у темно-зеленых ворот и просигналил. За распахнувшимися створками возник добротный бревенчатый дом в два этажа с мансардой и открытой верандой.

Слухи о разнузданном бытие преступных авторитетов оказались сильно преувеличенными – ни фонтанов, ни павлинов, ни голых негритянок на участке не наблюдалось. Напротив, все выглядело весьма почтенно: беседка в ползучих растениях, выложенные обычной плиткой дорожки и фантастической красоты цветник. Даже пресловутые боевики были похожи на любимых племянников какого-то дряхлого лауреата.

Охранник Широкова вылез из машины и долго вертел башкой, пытаясь сообразить, чем он здесь может быть полезен. К нему подошел загорелый парень в полосатой тенниске и довольно вежливо предложил сдать пистолет. Охранник подумал еще немного и, нагнувшись к окну, сказал:

– Михаил Михайлович, я вам выходить не советую.

– Ты что, белены объелся? – Прошипел Нуркин. – Нахера мы сюда тащились? Михалыч, рассчитай этого урода, и пусть возвращается пешком.

Он решительно открыл дверцу и, позволив себя обыскать, зашагал к беседке. Опыта общения с ворами он практически не имел, но считал, что со всяким человеком следует вести себя достойно. К тому же Маэстро показался ему нормальным, даже воспитанным, – по крайней мере, по телефону.

В беседке, причудливо сплетенной из тонких реек, сидели двое. Он поздоровался с Маэстро – тот ответил доброжелательно, но сдержанно. Главный здесь не он, мгновенно учуял Нуркин.

Второй, увлеченно читавший газету, встряхнул листы и медленно, неестественно медленно, положил их на колени. Нуркин повернулся к нему и, раскрыв рот, опустился на лавочку.

Они смотрели друг на друга так долго, что Маэстро почувствовал себя лишним. Он тактично кхекнул и, дождавшись взгляда Нуркина, пояснил:

– Идея сотрудничества с вашей партией нам понравилась. Но курировать вас буду не я. Вот, пожалуйста, – он показал на соседа с газетой. – Имен вам знать ни к чему. Просто Штаб.

– Штаб, – зачарованно произнес Нуркин, возвращаясь взглядом ко второму. – Очень приятно.

– Пошли, – сказал тот и повел его к веранде. Маэстро и охранникам он движением ладони велел оставаться на месте.

Нуркин поднялся на крыльцо и, увидев растерянного Михал Михалыча, повторил начальственный жест Штаба.

– Саша… – сказал он, зайдя в комнату.

– Влад…

– Саша-Штаб… Ты здесь.

– И ты. Как?

– Ополчение. Все-таки они меня достали.

– А я?

– Ты не помнишь?

– Смутно. Летели, кажется, на переговоры в Пхеньян… Что-то с двигателями…

– У тебя парашют не раскрылся. А меня через неделю хлопнули. Так что страна без руководства.

– Все, как я думал. Жизнь после смерти, – пробормотал Немаляев и, усадив Нуркина за накрытый стол, добавил. – Вот он, ад.

– Н-да? – Нуркин повертел за горлышки разномастные бутылки и воткнул в икорницу столовую ложку. – Ад, Сашок, это когда в говне барахтаешься. Вот как я. Бу-галтер. Шестерка. Тьфу.

– Не жалься, Влад. Я последний срок на севере отбывал. Поселок Торосный, на карте не ищи – нету. Отморозил все, что можно и нельзя. А твое положение поправимо. Да ты и сам… Никакой ты, допустим, не бухгалтер, Владя.

– Это песня долгая, – отмахнулся Нуркин, наваливая себе в тарелку салатов.

– Но ведь начал же. А что, Влад, прорвемся? Получится, а? – Немаляев вдруг загорячился и, плеснув по рюмочкам коньяка, навис над столом. – Получится, Влад! С твоими мозгами! А? Мы наш, мы новый!.. Там построили, и здесь построим. Я помогу.

– А сам?

– При моей-то анкете?

– Анкета у тебя и в том слое была неважная, – равнодушно ответил Нуркин.

– Ну, ты и волчара! – Притворно озлобился Немаляев. – Досье собирал! На кого?

– Штаб этим не занимается?

– Дурацкая кличка. А поменять нельзя. У нас все строго.

– Так. – Нуркин торопливо дожевал и хлопнул себя по ногам. – Давай еще по одной, и к делу.

– За нас. Не чокаясь, – пошутил Немаляев, но выпили действительно не чокаясь. – Что там за чучело с тобой приехало?

– Заместитель бывшего шефа бывшего фонда. Он ему родственником приходится по материнской линии, ну, шеф его и пригрел. А вообще, тюфяк. Он нам не нужен.

– Вопрос решен.

– Только не сразу и как-нибудь естественным путем. Авторитетом партии рисковать нельзя.

– Обижаешь. Мы тебе не быки с оптового рынка. Мы сами в авторитете. Кстати, сюда больше не приезжай. Встречаться в Москве будем, места подходящие есть.

– Ты всерьез со мной идти собрался, или ностальгия гложет? Подумай, Саша, зачем тебе политика? У тебя же и так полная чаша. Любого можешь задавить, купить, перепродать, трахнуть, в бараний рог согнуть. Чего тебе еще от жизни надо?

– И это говорит премьер? Мы ведь с тобой романтики, Влад, ба-альшие романтики. Иначе не замутили бы всю ту историю. А ты мне втираешь про синицу в руках. «Купить», «трахнуть»… А планы? Наши с тобой планы, Влад? Порядок, справедливость, прогресс…

– И ты, вор в законе Штаб, согласен быть помощником простого бухгалтера?

– Это для них ты простой. Я-то знаю. Ты же во все учебники попадешь, надо только до конца довести. Там не дали, здесь мы умнее будем. Учтем ошибки. Это даже хорошо, что…

Немаляева прервал нежный звонок мобильника, и он, отставив новую рюмку, недовольно ответил. В трубке говорили долго, больше пяти минут, – он молча слушал и хмурился.