Нуркин закинул в рот пару маслин и подошел к окну. Маэстро с Широковым толковали в беседке – там тоже накрыли маленький круглый столик, и Широков, босс недоделанный, жрал что-то прямо руками.

Обычные окна при ближайшем рассмотрении оказались стеклопакетами – люди во дворе двигали губами, но в дом звуки не проникали. Кроме окон все было натуральное: деревянная лестница на второй этаж, гобелен с пастушками, старая однозарядная винтовка, рядом – шашка в ободранных ножнах.

– Извини, задолбали меня эти братки, – сказал в спину Немаляев. – А, шашка понравилась? Дедова. Он у меня красным командиром был. Не думал, наверно, что внучек с пути собьется.

– А там? В том слое?

– Тоже. Представляешь, там я про него почти ничего не знал. Ну, лихой мужик, с орденами, фотография в альбоме… А здесь всю его биографию помню: и про ранения, и как из плена бежал. Я это к чему говорю. У нас с тобой жизненного опыта теперь в два раза больше.

– И дерьма – тоже.

Нуркин вернулся к столу и густо намазал на хлеб черной икры.

– Сдается мне, Сашок, Народное Ополчение, от которого нам покоя не было, сюда вместе с нами проползло. У меня, между прочим, сестру недавно почикали. Сестра не родная, и стерва была порядочная, а все ж напряг. Мешать они нам будут.

– Я в курсе. И по черному списку они плотно поработали. Твоя фамилия в газете мелькала.

– Читал, – скривился Нуркин. – Это еще ничего, лишь бы дальше не распространялось. Такая реклама нам не нужна. Связи с психами – это как секс с животными. Не отмоешься потом. Найти бы сволочей…

– Уже, – гордо улыбаясь, сообщил Немаляев.

– Кто?!

– Еремин Петр, сотник. Слышал про такого?

– Мне еще сотников помнить!

– Подержал я его неделю в подвале, а сам тем временем справочки навел. Сначала уверенности не было, мало ли безбашенных бродит. Потом убедился: он. Перекинутый, как и мы. Я ему для наживки жену с киндером показывал, он даже не сильно притворялся. Они ему никто, потому что он не отсюда.

– Надеюсь, он еще жив?

– Если под машину не попал, то да.

– Не понял. Он где?

– В Москве где-то. На воле.

Нуркин набрал воздуха для матерной тирады но, прищурившись, поднял глаза к потолку и задумчиво почесал ухо.

– Угум… и что за схема? Он здесь не один?

– Есть второй. Константин Роговцев. Кем он был у нас, я не знаю. Видимо, фигура помельче, но тоже профессионал. Насчет других пока неизвестно. Главное, если их нет сейчас, это не значит, что они не появятся в будущем.

– И ты отпустил этого… Еремина, чтобы он создал Ополчение номер два…

– Чтоб не вылавливать их, как пескарей, а накрыть всех сразу.

– Наблюдение?..

– Ни в коем случае. Он калач тертый, слежку наверняка учует. Пусть погуляет. Когда банду соберет, сам себя выдаст.

– И как ты это оформил? Из подвала – на свободу. Побег?

– Покушение, – ухмыльнулся Немаляев, картинно стряхивая с плеча пылинки. – Я ему себя заказал. Хотел лично проверить квалификацию. Мыслит он нестандартно. Это плохо. Зато у него с памятью не все благополучно.

Немаляев допил коньяк и, присев у лестницы, развернул одну из ступенек вокруг оси.

– От тебя секретов нет, – сказал он. – Вот, почитай.

Нуркин взял у него карманный дневник в кожаном переплете и открыл на закладке.

«Сперва пожри.

Ты Петр Еремин. Твои друзья: люди из Народного Ополчения (я никого не видел). Враги: члены Чрезвычайного Правительства и их подручные…».

– Что ж, коротко и ясно.

– Каждое утро ему приходится повторять все сначала.

– Ты уверен?

– Зачем тогда эта запись?

– Нас с толку сбить.

– Слишком сложно. Если исходить из того, что соперник считает на двадцать шагов вперед, лучше сразу сдаться. Теперь к конкретике. Чем я могу посодействовать?

– В Минюсте завязки имеются?

– Везде имеются.

– С регистрацией у нас все чисто, но проконтролировать не мешало бы. Ненавязчиво так, без давления.

– Не учи. Что еще?

– Я вообще-то просить ничего не собирался. У бандитов обычно только одного просят – чтоб не стреляли. Ну, мне пора, а то сомневаться начнут – и твои, и мои.

– Мои никогда не сомневаются.

– Чего ты к словам цепляешься? В тюрьме научился?

– На тюрьме, Влад, так учат, что… да хрен с ней. Посиди еще, а?

– Спасибо, Сашка, не могу. В следующий раз – обязательно. А сегодня лететь надо, у меня после обеда презентация.

– Где?

– В американском посольстве. Так, маленький балаганчик. Не спрашивай, по телевизору увидишь.

– Ну, коли надо… Держи телефон. Днем и ночью, – сказал Немаляев, протягивая синюю карточку с одними цифрами.

– И ты не стесняйся. – Нуркин вручил ему свежеотпечатанную визитку и крепко пожал руку.

Маэстро из беседки исчез, вместо него в ней отирался крупноголовый охранник. Широков продолжал трапезничать – охраннику, судя по голодным глазам, не перепало.

– Наелся? Едем домой.

Широков, отодвинув блюдо, пошел навстречу, но Нуркин свернул к «Линкольну». Чтобы его догнать, лидеру партии пришлось перейти на трусцу.

– Как там? – Осведомился Широков.

– Все нормально, Миша. Иди в машину.

– Что ж ты без меня? – Прошептал он, прикрывая лоснящиеся губы. – А я тут пока с этим Маэстро почву разведал, так он обещал…

– К тачке иди, говорю! – Крикнул Нуркин.

Охранник бегом распахнул дверцу, и Широков почти упал в салон. В бухгалтере он сомневался с самого начала, но не предполагал, что все случится настолько быстро. И еще он не мог понять, откуда у бухгалтера взялась такая хватка.

– Совсем забыли, – обратился Нуркин к Немаляеву. – Сколько денег-то с меня брать будешь?

– За что?

– За крышу.

– Не волнуйся, – смеясь, ответил тот. – Потом расплатишься.

Нуркин улыбнулся, но, сев в машину, тут же нахмурился. Двойной жизненный опыт подсказывал: потом, как правило, бывает дороже.

– Значит, за мое воскрешение.

Петр поднял стакан и, кивнув, выпил. Водку Борис держал недурственную.

– Да я серьезно, – горячо возразил Костя. – Серьезно, командир. Убили тебя. – Он тяжко вздохнул и весомо добавил. – Вот так вот.