Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего, — отвечает она тихо.
— Тогда, почему ты такая странная?
— Не называй меня странной, — вяло требует девушка. — Ты же не рассчитывал, что я плююсь ядом двадцать четыре часа в сутки?
Вскидывает бровь.
— Рассчитывал.
— Напрасно. Чаще всего мне для этого нужен допинг.
— Так ты в поисках стимула? Так, посмотрим, что можно сделать…
— Я бы сказала, в поисках вдохновения.
— Значит, я вдохновляю тебя, Эва? — ухмыляется Адам.
Тут Исаева, невзирая на едкий сарказм Титова, не собирается врать.
— Очень сильно, — отвечает она и забавно морщится. — Прошу тебя, сотри эту самодовольную ухмылку со своего лица. Сам понимаешь, ничего положительного в этом нет.
— Как знать, Эва… Как знать, — сосредотачивая на девушке взгляд, медленно моргает. — Ладно, не злись, — и зачем-то уточняет. — Сегодня не злись.
Она опускает голову и протяжно вздыхает.
— Ты чем-то расстроена?
Ева до белизны прикусывает нижнюю губу, и руки Титова сами собой сжимаются в кулаки.
— Нет, не расстроена. Просто пьяная, — отвечает девушка с легкой дрожью.
Все еще не поднимая на него глаза, рассеянно наблюдает за тем, как морская вода набегает на носки дорогущих итальянских сапог.
На самом деле, Ева трезвеет и сожалеет, что это происходит слишком быстро. Она спорит со своим вспыльчивым эгоистичным «я» и удерживает внутри себя гнев. Уговаривает себя действовать обдуманно.
По неопределенным причинам, с Титовым ей не нужны никакие посторонние усилители эмоций. Так много чувствует! Так много — через край. Ненавидит его сильнее, чем могла бы себе представить. Бесится. Нервничает. Наслаждается. Раздражается. И в то же время расслабляется. Ко всему прочему, не может не чувствовать к Адаму какое-то нездоровое уважение. За тот наркоз-забвение, который лишь он способен ей ввести.
— Значит, есть шанс, что завтра мы проснемся в одной кровати?
Ева резко поднимает глаза и впивается в Титова взглядом.
Но так ничего и не произносит, словно вручая ему право самостоятельно найти решение.
Адам делает шаг вперед, сокращая расстояние до того самого неприличия, которое Еве очень нравится. Кладет ладонь на ее щеку и, соперничая с холодным ветром, обдувает ее губы своим горячим дыханием.
— Доверяешь мне, Исаева?
— Нет, — прыскает со смеху, — тебе не доверяю.
Титов тоже ухмыляется.
— Прискорбно, — только он совсем не расстроен. Играет бровями и соблазняет взглядом. — Потому что я всегда говорю правду.
— Может, ты просто себя обманываешь, — осторожно предполагает девушка, не отрывая от него глаз. — Не существует людей, которые всегда говорят правду.
— Ошибаешься. Просто существует те, кто даже правду воспринимают превратно. Питают иллюзии.
— Уж это точно мимо. Не про меня.
Адам кивает.
Борется с желанием поцеловать Исаеву. То и дело опускает глаза вниз и смотрит на ее пухлые губы.
— Как долго еще ты сможешь оставаться милой? — спрашивает парень, и у Евы в животе происходит какой-то незнакомый восхитительный переворот.
Низкий и глубокий голос Титова приправлен сейчас безумно опасной и, определенно, сексуальной хрипотцой. Он смотрит на нее так, словно готов сожрать, не прожевывая.
— Секунд сорок, Титов. Не больше. Уже на пределе.
— В таком случае, не сдерживайся. Снимай эту маску.
— Боишься, что я тебе понравлюсь?
— Как ты не видишь, Эва? Полнейшее безумие, но мне нравится в тебе абсолютно все.
Бинго! Эти слова, как никакие другие, способны выбить почву из-под ее ног. И это происходит. Она, мать вашу, покупается.
Но Адам самодовольно ухмыляется и безжалостно затаптывает всех гребаных наивных бабочек в ее животе.
— Я собираюсь приручить всех твоих демонов.
Притихшая внутри Исаевой волна ненависти поднимается до предельных высот и с резким треском обрушается вниз. Разряд гнева, как электрический ток, проходит через все ее тело и задерживается в ослабевших ногах.
Стискивая зубы, Ева толкает Титова в грудь.
— Для начала, разберись со своими.
К сожалению девушки, он оступается только на шаг. И, качая головой, беспечно и самозабвенно смеется.
— Ева, Ева, Ева… — с наслаждением растягивает ее имя.
— Адам, Адам, Адам… — потворствует его тону. — Как я должна в тебя влюбиться, если ты даже не пытаешься быть сказочным принцем?
— Все просто, Исаева. Ни одному из нас не нужно, чтобы все было, как в сказке. Давай, как в жизни, — подмигивает ей. — Со всеми демонами и тараканами.
Ехидно кривя губы, Ева подносит к ним два пальца и делает вид, что ее тошнит.
— Боюсь, Титов, это намного выше моих скромных возможностей.
— Ну же, Ева. Я в тебя верю, — поддевает указательным пальцем ее подбородок.
— Ой, все, — отмахивается от него девушка. — Отстань уже.
Прячет дрожащие руки в карманах пальто и делает шаг в сторону припаркованного автомобиля.
Титов задерживается, бросая на бушующее море последний рассеянный взгляд. Как обычно, ищет в родной стихии ответы на вопросы, которые застревают в его голове. Незаметно переводит дыхание, чтобы обернуться вслед за Исаевой и обратно столкнуться с непонятными его организму чувствами.
Машинально улавливает позади себя шорох и сдавленное шипение. А следом пронзительный крик Евы. Разворачивается, реагируя одними лишь инстинктами. Не успевает разум обработать происходящее, как Титов сталкивается лицом к лицу с человеком в черной балаклаве[3]. Отбивает рукой стремительный удар, направленный в центр его грудной клетки, и чувствует, как ладонь прожигает острая боль.
Адам не сразу осознает, что его пырнули охотничьим ножом. Это понимание приходит, когда по пальцам начинают сочиться теплые струйки.
Лезвие ныряет во влажный песок, но черная тень повторяет нападение, опрокидывая Титова на спину и наваливаясь сверху. Не помня себя от ужаса, Ева заторможено наблюдает за тем, как незнакомец пытается сомкнуть вокруг его шеи руки.
Адам, хоть и не был готов к нападению, быстро включается в этот смертельный поединок. Сталкивает мужчину на бок и наносит сразу несколько ударов.
Противники быстро перемещаются, и картинка смазывается. Летящий от них песок трещит по сапогам Евы, и вместе с этим атмосферу переполняет жуткая какофония звуков: удар, скрип рвущейся одежды, рычание, удар, трение и треск человеческой кожи, удар, хриплое и тяжелое дыхание, удар…