Лениво наблюдая за высадкой своих войск, шеварийский командующий плавно обвел подзорной трубой берег, но вдруг остановился и замер, когда его взгляд упал на крышу барака, где сидела пара разведчиков и стоял Дарк. Увидев моррона, вампир так испугался, что даже отпрянул назад, оступился и познакомил свой холеный аристократический зад с жесткими досками палубы. Пораженные внезапным падением хозяина, вельможи не успели его удержать, но зато немного компенсировали свой промах тем, что тут же скопом, стукаясь лбами и распихивая друг дружку локтями, бросились его поднимать. Помощи кровосос, конечно же, не принял. Наградив одного высокородного халдея тумаком, а другого болезненным пинком по коленке, вампир поднялся на ноги сам и тут же принялся громко кричать, тыча пальцем туда, куда только что смотрел. С той же быстротой и проворством, с каким бывалый воин выхватывает из ножен верный меч, стайка полковников вскинула подзорные трубы и устремила свои светские взоры прямо на Дарка, явно желая его хорошенько рассмотреть и запомнить.

Аламезу всё тут же стало понятно. Получив крохотную зацепку, память моррона мгновенно размотала клубок воспоминаний. Из всех вампиров клана Мартел, из всех приближенных герцога Теофора только одному кровососу было известно его лицо, а именно Фегустину Лату, или полковнику Лоргису (а также обладателю еще с десятка личин и имен). В этом аристократическом обличье Дарк видел Лата в Альмире, хотя вампир немного поработал над внешностью, сделав фигуру более плечистой, чем тогда, да и несущественно изменив оттенок волос и черты лица.

Опустив трубу, Дарк мило улыбнулся рассматривающим его вельможам, а затем отвесил грациозный поклон. Завершил же моррон рыцарское приветствие резким движением правой руки поперек горла, означавшим на языке жестов: «Мой мешок соскучился по вашим головам!»

– Это перед кем так расшаркиваешься? – поинтересовалась Ринва с тревогой в голосе.

– Да так… старого приятеля на корабле приметил, – не соврал Дарк, сложив подаренную гномом трубу и небрежно бросив её в котомку с дротиками. – За ним должок еще до войны водился, вот, кажись, и выпал случай взыскать.

– Мож, нам его тож того, книксеном поприветствовать али еще чем? – предложил Крамберг, отвлекшийся от созерцания печальных событий и пытавшийся найти отдушину в веселье. – Я вот штаны могу приспустить, да по попке ладошкой похлопать. Ринва подол задерет, да…

– Я щас тя самого, дурня, задеру! – прервала девушка вульгарные фантазии коллеги угрозой и звучной затрещиной.

– Не стоит, – качнул головою Дарк, которому польстил страх врага, даже не устоявшего на ногах при его виде. – Напужаете должничка мого драгоценного прелестями своими; обмарается, не ровен час, а мне потом пачкаться…

– Ты что, действительно считаешь, что случай представится?! – искренне удивилась Ринва, уставившись на моррона как на душевнобольного. – По мне, так драпать уже пора!

Дарк ничего не ответил, только хмыкнул. К чему объяснять не признающей явного девице, что раз Судьба свела их с Фегустином Латом в подземелье, то это произошло не просто так. Их встреча непременно должна была состояться, но вот когда и чем она закончится, не мог знать никто: ни он, ни находившийся пока в безопасности на корабле вампир.

* * *

Реальность объективна, она существует вне зависимости от нас и не является плодом совокупности наших ощущений, как некоторые философы полагают. Лучшим подтверждением этой истины становится то, что, пока человек отвлекся на что-то или ушел в себя, события не стоят на месте, а развиваются своей чередой. Поэтому, пока моррон разглядывал в подзорную трубу своего врага да обменивался с его титулованными прихвостнями приветствиями, немудрено, что сражение продолжалось: одни штурмовали берег, а другие пытались его изо всех сил удержать.

Облаченные лишь в кожаные куртки да кольчуги шеварийские мечники легко выбрались из воды и тут же с яростным криком, который должен был то ли устрашить врага, то ли поднять собственный боевой дух, рванулись к двум баррикадам. Первый арбалетный залп мгновенно охладил их воинский пыл и напомнил, что толпою воюют лишь дикари, причем далеко не всех племен. Пятьдесят арбалетных болтов наполнили воздух мерзким жужжанием, но оно продлилось недолго, поскольку уже в следующий миг их дружный полет был окончен. Двадцать или тридцать шеварийцев, бегущих в первых рядах, повалились замертво, еще дюжина врагов были ранены, упали, и их затоптали бегущие следом. Далеко не всем из подранков удалось вовремя прикрыться щитами или поспешно отползти в сторону.

Однако кровавый урок вооруженную толпу ничему не научил. Вместо того чтобы остановиться, сомкнуть ряды и двинуться строем, под защитой щитов, поредевший отряд из двух сотен легких пехотинцев продолжил мчаться вперед, наивно предполагая, что гномы не успеют перезарядить арбалеты и не устоят под яростным натиском. Что ни говори, а воевать шеварийцы толком не умели. Пятьдесят махаканских арбалетчиков легко и быстро расправились бы с атаковавшим отрядом, если бы на берег не прибывали все новые и новые подкрепления безнаказанно высаживающихся врагов.

Во второй раз болты прожужжать не успели, поскольку, только вылетев из арбалетов, они тут же пробили непрочную броню и погрузились в живую плоть. Гномы выстрели в упор, в тот самый момент, когда первые враги взобрались на редут и занесли мечи для ударов. Трупы убитых не просто повалились, а отлетели назад, упав на головы боевых товарищей и внеся тем самым в их ряды толчею и сумятицу. Воспользовавшись замешательством всего в пару коротких секунд, командиры махаканских стрелковых групп приказали своим бойцам отступать. Отход получился четким и организованным, поскольку наверняка был спланирован заранее, а возможно, подобный маневр был уже несколько раз опробован в деле.

Ловко закинув за спину арбалеты, гномы побежали к стоянке, доставая на ходу топоры с маленькими круглыми щитами. Шагов за двадцать – двадцать пять от поспешно покинутой баррикады две отдельные группы стрелков соединились в один отряд, развернулись и, мгновенно перегруппировавшись, встретили мчавшихся за ними врагов единым строем. Завязался бой, мечи с топорами обагрились первой кровью.

Шеварийская пехота несла большие потери, но продолжала наступать, окрыленная постоянно прибывающим подкреплением да незначительным числом не столько разящих, сколько едва успевавших отражать удары махаканцев. Откуда-то, то ли с корабля, то ли уже с подплывающих лодок, надсадно завыл целый десяток труб, возвестивших об удачном захвате берега и призывавших продолжать наступление. Всего пятьдесят, точнее, уже чуть более сорока гномов, конечно же, не смогли выдержать столь яростного и мощного напора, ведь против них уже бились три с лишним сотни вражеских солдат, буквально оттеснявших их с берега вглубь, к самой караванной стоянке. Едва сдерживая сильный напор и боясь окружения, которое означало бы верную смерть, гномы всё время отступали и уже вскоре почти достигли останков разбитых орудий да мертвых тел обслуги. Превосходящим числом в несколько раз шеварийцам оставалось лишь немного дожать, но именно этого они сделать-то и не смогли.