– Мне совсем не хочется, чтобы вы читали по моей родинке, мадам Шарки, – перебила гадалку Пуки. – Я, как и моя хозяйка, не верю в такую чепуху. Я хочу, чтобы вы объяснили мои сны. В них я верю.

Мадам Шарки слегка приподнялась, ухватившись за стол. Усевшись поудобнее, она посмотрела на принцессу сквозь табачный дым и раскрыла ладонь. Минк выдержала ее взгляд и медленно опустила в нее еще одну монету.

– Итак, что вам снится? – спросила гадалка, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на своей необъятной груди.

Пуки подумала пару секунд.

– Прошлой ночью мне снилось молоко.

– Любовь, – сказала мадам Шарки.

– А за ночь до того это было миртовое дерево.

– Признание в любви, – выпалила гадалка.

– Но чаще всего мне снятся соловьи.

– Счастливый и удачный брак.

Пуки сжала яйцо так сильно, что оно едва не треснуло.

– Я вдруг вспомнила, что, как и моя хозяйка, не верю в гадание по снам. Это сплошное надувательство. Карты Таро. Вот во что я верю.

Прорицательница из Ист-Энда взглянула на Минк, которая, в свою очередь, посмотрела на нее, медленно постукивая монетой по столу, прежде чем сунуть ее гадалке.

Достав из кармана замусоленную колоду карт, мадам Шарки перетасовала ее, бормоча себе под нос что-то похожее на список покупок. Затем она сняла колоду и попросила Пуки придумать вопрос, ответ на который ей хотелось бы получить. Разложив на столе четыре карты рубашками вверх, гадалка перевернула одну из них. Перед женщинами лежала карта «Смерть».

– Кажется, вы неправильно перетасовали колоду, мадам Шарки, – сказала Минк. – Не могли бы вы сделать это еще раз?

– Я называю такое обманом, однако если вы настаиваете… – ответила гадалка, сгребая лежащие перед ней карты, вкладывая их в колоду и тасуя. Повторно сняв колоду, она опять попросила Пуки подумать о том же вопросе, а затем снова сдала карты.

И опять выпала «Смерть».

Гадалка поправила парик.

– Попробуем лучшую из трех? – предложила она, блеснув золотом зубов.

Когда скелет с косой появился в третий раз, мадам Шарки быстро собрала карты трясущимися руками. Сунув руку в карман юбки, она вытащила монеты и вернула их принцессе, моля ее уйти и больше не возвращаться.

– Какая чепуха! – проговорила Минк, когда они вышли от гадалки. – Давай посмотрим, что тут есть еще. Я где-то видела балаган с диковинками.

Но когда они к нему подошли, Пуки не проявила интереса ни к пятиногой свинье, ни к татуированным мужу с женой, пьющим чай, ни к беспрестанно рыдающему человеку.

– А как насчет фальшивого носа? – спросила принцесса, заметив разносчика, который продавал носы. – Они обычно поднимают тебе настроение. Я до сих пор помню тот День дураков, когда ты разбудила меня с надетым на себя носом, а я отплатила тебе, попросив сказать повару, что мне хочется камбалы без пятен.

– Мне совсем не нужен фальшивый нос, мэм, – проговорила служанка, опустив голову.

Минк взглянула на нее.

– А почему бы тебе не рассказать один из тех анекдотов, которые ты приносишь от торговца маслом? – предложила она, приготовившись вытерпеть это мучение.

Служанка покачала головой, и они медленно побрели дальше. Через какое-то время разговор возобновился.

– Из меня сделают восковую статую, мэм, и выставят ее в зале ужасов в Музее мадам Тюссо вместе с другими убийцами.

Принцесса посмотрела на нее.

– Им не найти столько воска для твоих ног, – пошутила она.

Но Пуки не улыбнулась.

– Когда вы узнаете, кто это сделал, мэм? – спросила она, не поднимая головы.

– Скоро, – ответила Минк, отвернувшись, чтобы скрыть беспокойство.

– Как скоро, мэм?

Принцесса не ответила.

– Если не возражаете, мэм, я бы хотела пойти домой, – сказала служанка.

Они направились в сторону дворца. Проходя мимо торговца шербетом и глотателя огня, Пуки обратила внимание на группу мужчин.

– Там тот доктор, который забрызгал речной водой ваш костюм для прогулок, мэм, – сказала она. – Не знаю, можно ли будет после этого его носить.

Минк оглянулась и увидела доктора Хендерсона у столбика силомера. Принцесса и ее служанка остановились посмотреть, как он поднимает молот и бьет им по наковальне. Шайба слегка подскочила и упала, при этом колокол не издал никакого звука. Доктор сделал другую попытку, но шайба подскочила еще ниже, чем в первый раз. Солдаты, только что вышедшие из палатки, где продавали спиртное, стали над ним насмехаться. Бросив молот, доктор направился к следующему аттракциону – под звук колокола, который наконец прозвучал после удара одного из солдат. Вручив монету хозяину тира, доктор взял винтовку и приложил ее к плечу, целясь в выставленные рядами глиняные трубки. Но после нескольких выстрелов те остались совершенно невредимыми.

– Подожди меня минутку, надо помочь доктору выйти из этого унизительного положения, – сказала принцесса, обращаясь к Пуки.

Минк подошла, взяла у него ружье и прицелилась. Выстрел – и трубка в середине верхнего ряда разлетелась на кусочки. Миг тишины сменился шумными аплодисментами и обращенными к Минк призывами сделать еще одну попытку. Она взглянула в глаза доктору, отдала ему винтовку и, не говоря ни слова, смешалась с толпой. Хендерсон смотрел ей вслед, пока принцесса не скрылась из виду. Он был так глубоко погружен в свои мысли, что даже не расслышал, как Сайлас Спэрроуграсс предложил ему свои очки для следующего выстрела.

Вторник, 12 апреля 1898 г.

Новость о возвращении миссис Бэгшот распространилась со скоростью дворцового пожара. Слух о том, что ее экипаж подъехал к Трофейным воротам, достиг соседей по дворцу еще раньше, чем туда внесли обширный багаж генеральши. Вскоре после этого одну из горничных возвратившейся вдовы видели на почте. Девушка отправляла телеграмму конкуренту фирмы «Джейз» Питеру Робинсону с Риджент-стрит. Черный экипаж не замедлил прибыть, доставив продавщицу с белым как мел лицом, сидевшую посреди мрачной груды атрибутов траура, в число которых входили готовые платья, перчатки, накидки и вдовьи шляпки.

Взглянув на экипаж похоронного бюро, Минк села в поджидавший седоков наемный кеб и попросила кучера отвезти ее в Темз-Диттон, где находилась приемная доктора Фрогмора. Мысль о том, не сказал ли Бэгшот доктору в последние минуты своей жизни что-то важное, не покидала ее всю дорогу. Может быть, генерал доверился ему и поведал некий секрет, который доктор не захотел раскрывать во время судебных слушаний в присутствии репортеров. Почти наверняка на Фрогмора можно было положиться куда больше, чем на Сайласа Спэрроуграсса, чья лживость и неприязненное отношение к покойному генералу наводили на мысль, что этого человека тоже следует добавить к списку подозреваемых. Единственным достоинством гомеопата была страстная любовь к своей крольчихе.