Политические рассуждения автора в третьем письме, названные читателем этого письма в Департаменте полиции «умеренным либерализмом», касались так называемого «бюрократического средостения» и отсутствия свободы слова, из-за чего в совокупности император не мог иметь представления о нуждах «народа». Как известно, эти темы (наряду с развитием местного самоуправления как основы участия общества в делах управления) были центральными для славянофильства XIX в. и для тех славянофилов, которые в начале ХХ в. имели контакты с руководством Министерства внутренних дел, как, например, генерал А.А. Киреев618 или председатель Московской губернской земской управы в 1893– 1904 гг. Д.Н. Шипов619.

Стоит отметить и упоминание «доверия» Г.К. Градовским – одного из центральных понятий для славянофильского политического языка620. О «доверии» власти к обществу как коренном условии стабильного существования общества писал начальник Московского охранного отделения В.В. Ратко в феврале 1905 г.621

История с письмами Г.К. Градовского показывает, что человек, поддерживавший верховную власть, признававший ее способность заботиться о «народе» и критиковавший всевластие бюрократии, был «умеренным либералом» и находился не только в рамках легального дискурса, но и за пределами профессиональных интересов политического сыска. Можно предположить, что «умеренный либерализм» в версии служащих Департамента полиции – это и было славянофильство, которое если и не совпадало полностью с их политической самоидентификацией, то как минимум расценивалось как лояльное власти и государству течение. Словами исследователя славянофильства К.А. Соловьева, славянофилы сформировали своеобразный метаязык «лояльной оппозиции» самодержавной монархии, которым пользовались не только умеренно-настроенные общественные деятели, но и государственные служащие, видевшие необходимость умеренных реформ – развития самоуправления и введения народного представительства в виде Земского собора622.

В то же время не стоит говорить и об одобрении «либеральной» модели поведения чинами Департамента полиции и Московского охранного отделения. Так, С.В. Зубатов писал о «лжи и лицемерии» в «либеральной постановке вопроса о стачке»623. Накануне совместной демонстрации освобожденцев, социал-демократов и социал-революционеров 5–6 декабря 1904 г. начальник Московского охранного отделения В.В. Ратко паниковал: «Сделано все для создания революционного настроения и сознания, что самое главное, полной безнаказанности. Цинизм либералов и нахальство революционеров дошло до максимума, и, кажется, уже дальше идти нельзя»624.

Важно отметить, что описанная трансформация понятий «либералы», «оппозиционеры» и «радикалы» в переписке чинов политического сыска в начале ХХ в. не касается Заграничной агентуры, Санкт-Петербургского охранного отделения и особенно ГЖУ. Из документов Заграничной агентуры «либералы» в начале ХХ в. вообще исчезают, а в документах ГЖУ набирает популярность словосочетание «крайние либералы»625. Так, один и тот же начальник Черниговского ГЖУ писал во второй половине 1890-х гг. о «либеральной партии», в 1901 г. – о людях с «крайне либеральным направлением» (А.А. Муханов, В.В. Хижняков, И.Л. Шраг и др.)626, а в 1904 г. – о группе «так называемых крайних либералов»627. В конце 1905 г. эти люди возглавили местное отделение Конституционно-демократической партии, и с этого момента в местном ГЖУ их называли только «кадетами».

Лишь незначительная часть чинов ГЖУ восприняла радикализацию общественно-политического пространства как появление «радикальной оппозиции», а не как внутреннюю трансформацию либерального движения. Так, руководитель Нижегородского ГЖУ в начале 1900 г. сообщал в Департамент полиции о «крайне либеральных идеях» учителей и «крайне либеральной партии» в Нижегородском обществе распространения начального образования; в 1901 г. – о газете «Нижегородский листок» с «крайне либеральными идеями» как органе «крайне либеральствующей партии»; а в 1902 г. – об этом же издании как газете «радикального направления» и «оппозиционном» земстве628.

Таким образом, одни служащие политического сыска (в первую очередь ГЖУ) увидели в радикализации либерального движения эволюцию самого либерализма, а другие (Департамента полиции и Московского охранного отделения) – появление нового общественно-политического течения под названием «радикальная оппозиция».

Есть и другие различия. Чины ГЖУ не только описывали «либерализм» критически-эмоционально, но и видели его явное несоответствие верноподданническим идеалам, его неуместность в той общественно-политической системе, которой они служили. Деятели охранных отделений и Департамента полиции воспринимали «либерализм», скорее, как вполне умеренное явление, допустимое, за исключением крайностей, в рамках существовавшего строя. Это восприятие отражалось в относительно низком интересе к «либералам» в сравнении с другими легальными оппозиционными течениями, в эмоционально нейтральном описании «либерального» движения, а также в предпочтении воздерживаться от репрессивных мер в отношении его участников629.