В то же время стоит сказать и об общих чертах в восприятии «либерализма» служащими политического сыска. Анализ соотнесения «либералов» с другими легальными общественно-политическими явлениями, в первую очередь «конституционалистами», позволяет сделать вывод, что в политической полиции в целом «либерализм» не ассоциировался с идеей развития страны по типу западного конституционного парламентаризма. Описанная в 1-м параграфе 2-й главы одна из ключевых и при этом абстрактных характеристик «либерального» – «недовольство существующими порядками» – отнюдь не всегда относилась непосредственно к форме правления. Этим представления чинов политического сыска заметно отличались от консервативного дискурса того периода, если понимать под консерватизмом взгляды К.П. Победоносцева, В.А. Грингмута, М.П. Мещерского, Л.А. Тихомирова – эти исторические деятели соотносили политическую доктрину русского либерализма непосредственно с западным парламентаризмом630. Возникает вопрос: а можно ли вообще рассматривать анализируемую в этой работе часть бюрократического аппарата Российской империи как сугубо «реакционный», «охранительный» государственный институт, или же его служащие сами видели необходимость политического развития, что, в общем-то, противоречило задаче «охранения» существовавшего государственного строя? Не претендуя на абсолютную корректность собственного ответа, отмечу: в неоформленной политической палитре Российской империи рубежа веков ближе всего деятелям политической полиции, прежде всего его руководству, было умеренно-либерально-консервативное славянофильство.

Это утверждение противоречит расхожему историографическому представлению об ориентации политической полиции на поддержку крайне реакционных явлений, которые с 1905 г. оформились как черносотенные631. Перекидывая мостик в период, последовавший за Манифестом от 17 октября 1905 г., можно предположить, что поддержка черносотенцев, на которую часто ссылаются в историографии, была личной инициативой отдельных служащих политического сыска, как, например, в 1906 г. – начальника Московского охранного отделения Е.К. Климовича632. Несоответствие действительности этого историографического представления об институте политической полиции подтверждает анализ партийных объединений, проводившийся Департаментом полиции в 1906 г. Вопросы, на которые отвечали служащие местных подразделений, должны были прояснить: в какой мере власть может опираться на такие партии, как Партия мирного обновления, Партия правового порядка, то есть те политические организации, которые возглавляли бывшие шиповцы633.

Завершая анализ различных трактовок чинами политического сыска «легального» общественно-политического пространства, места и соседей «либерализма» в этом пространстве, стоит отметить: разделение политического пространства на те явления, которые интересовали охранительное ведомство, и те явления, которые не относились к объектам его внимания, проходило внутри либерального движения. «Умеренный либерализм» воспринимался как норма и был позиционирован в политическом пространстве рядом с консерватизмом. Обычный же «либерализм» (без дополнительных эпитетов), «крайний либерализм» и все, что было радикальнее его («оппозиционеры», «конституционалисты», «радикалы», «марксисты», «освобожденцы» и пр.), были объектами такового внимания634.

Легальность «либерализма» возникла вследствие его связки с официальными институтами – самоуправление, периодическая печать, различные общества и библиотеки. Поэтому в политической полиции рассматривали «либералов» как деятелей, обладающих кадровыми и финансовыми ресурсами, независимыми от государственной системы.

К этому обстоятельству по-разному относились чины ГЖУ, с одной стороны, а с другой – служащие охранных отделений и Департамента полиции. В первом случае это отношение было эмоционально-критическим, а внимание к самому обстоятельству – постоянным, во втором случае отношение было нейтральным, а навязчивый интерес к этому сюжету отсутствовал.

Поэтому изложенное ниже опирается преимущественно на документы, исходивших из ГЖУ. В то же время нет оснований утверждать, что в Департаменте полиции не видели саму систему кадровых и материальных ресурсов «либералов», систему, по сути, параллельную государственной. Иным, как представляется, было отношение к этой системе.

Первое, на чем стоит остановиться, – разделение чинами ГЖУ «либералов» на «идейных», «искренних», которых было меньшинство в «либеральной среде», и «примкнувших», «лжелибералов», составлявших основную массу «либерального движения».

«Идейные либералы» могли быть как непосредственными руководителями тех или иных негосударственных институтов, так и серыми кардиналами, влиявшими на деятельность этих институтов, формально не имея к ним отношения. Так или иначе у таких людей была возможность обеспечивать идеологически близких им людей («примкнувших») должностями и/или финансами.

В политическом обзоре Екатеринославской губернии за 1888 г. начальник ГЖУ сообщал о «действительных либералах» и «лжелибералах», демонстрировавших «либерализм» «ради подражания»: «…действительных либералов, умных, беспристрастных в этом классе интеллигенции немного, если найдется одна треть, одна вторая часть, большая же часть из них, ради подражания, только на словах либеральны»635. Политический обзор следующего года содержал характеристику «партии недовольных» (судя по тексту, это было «идейное» недовольство) и «интригующих из своих личных, мелочных видов» (назову их «примкнувшими»), причем именно вторые создавали массовую поддержку деятельности первых. Так, руководитель ГЖУ отмечал: в среде дворян и земцев наблюдается «продолжение интриги… против местной власти из-за своих личных, мелочных видов (интриги упорно поддерживаются против губернатора лицами, стоящими во главе дворянства, прокурорского надзора, членов суда и т.п., и дают поддержку, пищу к существованию и торжеству партии недовольных… которые… пользуются всякою ошибкою… властей)»636.